|
Аз есмь Софья
| |
| Дата: Пятница, 05.06.2015, 15:46 | Сообщение # 51 |
 Читатель
Анимешница13 Группа: Проверенные
Сообщений: 121
Репутация: 8
Статус: Offline
| - Что!?
Вот теперь тать ошалел. По-настоящему.
- Убить. Выстрелишь в меня, я упаду, казаки тебя искать начнут, по городу слухи пойдут, что близок я к могиле, Матвееву донесут, царь будет в горе, а ты с боярина деньги получишь...
- А ты...
- А я на это поглядеть приду.
- С казаками да с царем?
Алексей ответил совершенно волчьей ухмылкой. Синие глаза скрестились с желтыми.
- У меня жизнь одна, у него возможностей много. Рано или поздно меня достанут, проще не бегать, а сразу... И то сказать - я мужчина. А ежели он за моих близких возьмется?
- Умен ты, царевич... а кто мне мешает с тебя деньгу срубить да и податься куда подальше?
- А зачем? С боярина ты вдвое против обещанного получишь, да и я... земли кусок хочешь? Свой дом, дети...
И вдруг такая тоска промелькнула в хищных глазах, что понял Алексей.
Было все это у мужчины, было! Просто лишился он и крова, и близких - и сейчас он тронул то, что лучше не ворошить. И потому ...
- А не то на службе у меня останешься. Степан, найдешь молодцу применение?
Разин оскалился.
- Чего ж не найти? Дело-то хорошее...
- А сейчас отпусти его.
- Что!?
Вот теперь изумились все, и Разин, и человек, имени которого Алексей так и не спросил.
- То.
Царевич снял с руки простое малахитовое колечко. Не было такого ранее, не резали кольца целиком из камня, неудобные они, хрупкие, а вот Софья подсказала. Простенькое, обруч зеленый, только на внутренней стороне три буквы. Две 'Аз', да одна 'Рцы' - невелик труд вырезать. Просто мало кому надобно.
- Покажешь казакам, тебя ко мне проводят. Ежели вернуться пожелаешь.
- Отпускаешь, значит?
- Так волку воля в радость...
Мужчина только оскалился. Степан вышел проводить его, Фрол последовал за братом - и никто не видел, как из-за ширмы вылетела маленькая фигурка, повисла на шее у братика, обняла.
- Алешка!!! Умница ты мой!!! Родненький, братик, какой же ты молодец!!!
А потом то же досталось и Ване Морозову. Мальчишки тоже не удержались - и подхватив Софью кружились по комнате, вопили, смеялись...
Они справились?!
Кажется, да...
А далеко, в Китай-городе человек с волчьими глазами смотрел на пламя свечи...***
Действительно, угадал Алексей.
Это сейчас его Волчарой кликали, а когда-то Матвеем звали, жена Матюшей звала...
Все у него когда-то было. И отец - купец не из последних, и матушка, и жена, и дочки - двое, солнышки светленькие... все в один день поменялось. Когда поехали они к жениным родным, а на них на дороге тати лесные напали. Всех вырезали, детей не пожалев, его мертвым посчитали, на дороге бросили. Как и выжил-то...
Случайно, как и все. Старик его выходил, отшельник. Пошел за хворостом, а нашел умирающего. Но не выдал. К себе в хижину принес, обогрел, накормил, вылечил...
Никто и не знал, что жив он остался. В Новгород родной вернулся два месяца спустя - глазам не поверил. Дом его продан, сам он мертвым числится, а продавал кто?
Да батюшкин же компаньон, с которым не разлей вода были. Даже когда Матвей от его дочери отказался, на Лукерье женился, все равно дружили. И поди ж ты...
А дальше и еще интереснее было.
Матвей по городу недолго шатался, увидел он одного из тех, кто их в лесу грабил да резал, только кричать 'слово и дело' не стал. Сам мерзавца выследил, сам разобрался.
И под приставленным к горлу ножом поведал ему подлец, что не просто так ждали людей на дороге, ой, не просто.
Обиделся тогда Кузьма Валерьяныч на Мотиного отца, за то обиделся, что дочка его в девках засиделась, вот и нанял лихих людей, чтобы их встретили. Да особо обговорил, чтобы в живых никого не осталось.
Матвей, как услышал это, едва ума не лишился.
Пил тогда по-черному, чуть не месяц, потом деньги кончились, а боль осталась. И задумал он месть.
Нож словно сам в руку лег.
А подворье купца Кузьмы дымом пошло. Огнем в единую ночь взялось, так заполыхало со всех восьми концов, что и не потушили, угольки на снегу остались. И хозяин помочь ничем не смог, потому как лежал он со своей женой в обнимку - оба с перерезанным горлом. Матвей его и будить не стал - ни к чему. Просто ударил.
Как бил бы дикий зверь, потерявший семью...
И - ушел.
А с тех пор - что?
Шел по свету. Молиться? В монастырь?
Не мог он пойти туда. На него иконы смотрели, а его всего переворачивало. Что ж вы, такие святые, моих родных не защитили? Или меня бы к ним забрали?!
Нет?!
Так на что вы вообще нужны?!
Опять торговать? Или в войско?
Нет, сил у него на это не было. Вот и...
Да, душегубствовал, но старался вовсе уж беззащитных не трогать. Напрасно царевич беспокоился - Матвей и так не взялся бы его кончить. Дети ведь... его старшенькая на два года младше сейчас была бы... Ушел бы он из Москвы, как и из десятка других городов - и опять закружило бы по свету...
Ан нет...
Что-то разбередил в нем тихий голос, что-то растревожил...
И уйти нельзя было, и оставаться непонятно как... Мужчина хлопнул еще стопку водки, сгреб горсть черной икры с крошеным лучком, закусил...
Хорошо пошла...
Но и напиться не получалось. И откуда-то он знал, что вернется. Просто потому, что царевич дал ему на минуту то, что мужчина давненько утратил.
Смысл жизни.
И - что верно, то верно - Матвеев чем-то походил на Кузьму Валерьяныча, давно вроде бы убитого и забытого...
Чем?
Боярин и купец, богач и мелкая шушера, высокий старик и среднего роста толстячок...
Одинаковым было желание идти по трупам к своей цели и устранять неугодных.***
Когда в окошко к боярыне Морозовой что-то поскреблось - она поначалу подумала, что птица это. И уж потом вскрикнула, шарахнулась от стекла...
И в голос не закричала, потому что воздуха не хватило, в груди сперло, ноги, словно отнялись, дурно да душно стало.
Из темноты смотрели на нее два желтых волчьих глаза, на лице, заросшем густой бородой, старый шрам рассекал щеку и лоб, стягивал угол рта в кривую ухмылку.
- Не бойся, боярыня. Богом клянусь, не со злом я.
И от слов этих, а больше от того, что увидела на дне глаз, вдруг успокоилась боярыня. Кивнула.
- Верю. Чего тебе надобно? Кто ты?
- Я, боярыня, тот, с кем царевич на днях у тебя говорил...
Вот тут Феодосия и вовсе успокоилась. Хоть и не все она знала о царевичевых замыслах, да мельком этого мужчину видала. Ну и...
- Чего ж ты так, в ночи, равно тать какой, - заворчала она.
Мужчина усмехнулся, скользнул в окно, которое для него открыли, глазами сверкнул так, что боярыня вдруг вспомнила, что в рубашке она, да и простоволоса, метнулась платок накинуть.
- А я тать и есть, боярыня. И чтобы меня тут днем видели - то ни к чему. Сможешь ты, боярыня, царевичу вот это колечко предать?
Зеленый малахит тепло светился на ладони. И Феодосия взяла его кончиками пальцев, при этом коснувшись грубых пальцев чужака и вздрогнув, словно от ожога.
- Утром человечка к сыну пошлю. А до того...
Несколько минут она поколебалась, а потом рукой махнула. Куда уж хуже!
Хорошо еще, что внизу вся прислуга, одна она в тереме...
- Пойдем со мной.
В покоях Глеба Морозова тихо было и чисто. Никто там с его смерти и не жил. Ванечка свои комнаты любил больше, ей терема хватало, а больше-то и некому было. И родных она сюда не пускала...
- Здесь обождешь царевича?
- Обожду. Благодарствую, боярыня.
- Сейчас шуметь не стану, а утром тебе чего поесть принесу.
- Храни тебя Бог.
Феодосия привычно перекрестилась двумя пальцами. И подумала, закрывая дверь, что для любимого сына, да и для царевича, она бы еще и не то сделала. Сказали бы - на муку пошла бы, стона не издала...
Стольким она царевичу обязана...
Любимым сыночком Ванечкой, который красавец стал писаный, хоть сейчас под венец.
Помощью в делах - тяжко все же на своих плечах все держать, вдову всяк обмануть может. А вот царевича, который за ее плечом стоит - уже не станут. Опасаются.
Верой - и то.
Крестится она сейчас двоеперстно и по сторонам не оглядывается. И знает, что те, кто троеперстно крестится - глупцы, греками да латинянами обманутые. Вот войдет царевич в силу, поставит рядом с собой Аввакума - иначе дело повернется.
Дайте время...
Нет смысла с властью лоб в лоб идти, это пусть олени в лесу рогами цепляются, да быки на лугу бодаются. А они осторожно пойдут, в обход.
Все равно их верх будет, не бывать Антихристу на земле православной, русской, любимой... Осторожнее быть надобно, умнее, не кричать, а детей растить, да не абы как, а правильно, сильными да умными, истинную веру знающими... Тогда и толк будет.
Феодосия решительно направилась в крестовую.
Растревожило ей душу, помолиться надобно...***
Когда Алексей получил колечко, он и сам себе не поверил. Сработало!
Они это сделали!
Да, это еще не победа, это пока еще первый шаг на пути к ней, но 'путь в пятьдесят тысяч ли начинается с одного шага', так ведь? А следующим шагом будет рытье ямы для Матвеева.
Алексей даже не сильно задумывался или переживал. Не размышлял, стоит ли ему убирать боярина...
Стоит!
Десять раз стоит!
Пусть остальной курятник накрепко запомнит, что с царевичем связываться не стоит. И дорогу ему переходить - тоже. Хочешь быть при царе?
Кланяться на две стороны будешь!
Не нравится?
Выбор есть всегда. Плаха, изгнание, деревня со строгим запретом появляться в Москве. Дело житейское, кто он такой, чтобы решать за людей? Они и сами найдут, где и как вляпаться.
Матвеев сам полез туда, где ему делать нечего. Захотел царя к рукам прибрать? Вот по рукам и получишь! До полного усыхания наглых культяпок!
Волк, как они прозвали мужчину, ждал его у боярыни Морозовой. Смотрел насмешливо.
- Ну что, царевич, придумал, как боярина будешь на меня ловить?
- Придумал, - Алексей успел посоветоваться с сестрой и теперь знал, что надо обговорить одну вещь. Что другое, а это - обязательно. - Чего ты за свою помощь хочешь?
- Ничего.
- Тогда я сам тебе предложу, а ты скажи, что тебе более по душе?
Мужчина заинтересованно прищурился - мол, что ты такого можешь мне предложить, чего у меня нет? Волку хоромы не надобны, да и ошейник не к лицу...
- Ты можешь ко мне пойти. Степан тебя взять согласился.
- Не хочу. Не мое это...
- Еще я хочу на Москве трактир купить.
- Зачем царевичу?
- А вот чтобы новости знать, да в курсе быть, чем люди дышат. Ежели согласишься ты в нем хозяйничать - рад буду.
- И к тебе на донос бегать?
Алексей качнул головой.
- Нет. Тем и ценна твоя помощь, что по пустякам ты тревожиться не будешь. А вот ежели что важное узнаешь - не смолчишь.
- Подумаю я.
- Подумай. Я людьми, как тряпками, пользоваться не хочу...
- Да неужто? А получается...
Мужчина и мальчик переглянулись - и на лицах одновременно проскользнула тень улыбки. Алексей взъерошил волосы.
- Ладно. Награду мне любую не жалко. Захочешь денег - дам. Помочь в чем - скажешь.
- Лучше ты, царевич, скажи, что делать надобно?
И Алексей заговорил...***
Они не ошиблись, это был именно боярин Матвеев. И сейчас, сидя дома, у камина, одного из немногих на Руси, он смотрел на языки огня невидящим взглядом.
Когда все рухнуло?
Когда?!
Ведь так хорошо начиналось...
Он становился все ближе и ближе к царю, он вертел им, как кольцом на собственном пальце, он делал что и как хотел - и царь соглашался. Он был неглуп, этот полноватый мужчина с рыжеватой бородой, но мягок и добр, а для царя это недостатки непростительные. Царь был глиной в цепких Матвеевских пальцах и не хотел оттуда вырываться. К чему?
Все ведь так хорошо...
И когда умерла Мария Милославская, Матвеев увидел еще один шанс. Подсунуть царю какую-нибудь девушку - и править уже через нее. И тут опять повезло.
Царю приглянулась Наталья Нарышкина.
Казалось бы - что надо еще? Бери и иди, честным пирком, да за свадебку - ан нет! Наталья, эта идиотка, умудрилась влюбиться в царевича, а тот не оценил девичьих чувств. Матвеева устроило бы, ежели Наталья стала женой Алексея. Куда еще лучше? Получится два лебедя одной стрелой. Царь на Алексея прогневается, и мальчишка не сможет мешать Матвееву.
А Наталья будет крутить молодым мужем, как ее душеньке угодно. И будущий царь тоже окажется у Артамона Сергеевича в кулаке.
Не вышло.
Как-то так мальчишка повернул, что Наталья во всем виновата оказалась. На улицу ее не погнали, но замуж выдали спешно. А потом и...
Матвеев случайно, от одного из своих людей, прознал, что Наталью хотят порешить. Но ни предупреждать, ни оберегать ее не стал. Отыгранная карта, ни к чему.
А вот отомстить...
Не за Наталью. Не стоила того ни одна баба. За то, что рухнули в прах сложнейшие конструкции, системы выстроенных отношений, годами выношенные планы. Вот за это...
Софье повезло, что Матвеев не принимал ее всерьез, не то и ее бы заказали. Дело нехитрое, татей на Москве много...
Уединение боярина оборвал робкий стук в дверь и вошедший слуга. Артамон Сергеевич сверкнул на него злыми глазами, но сказать ничего не успел. И кинуть в вошедшего наглеца чем-нибудь тяжелым - тоже.
- Боярин, говорят, царевич Алексей умирает. Стреляли в него, лекари бают, до утра не доживет...
В слугу так ничего и не полетело. Артамон Сергеевич выпрямился и сверкнув глазами, потребовал подробности.
Вот их было мало.
Ехал царевич домой, от боярыни Морозовой, тут стрела и прилетела. Царевич захрипел, согнулся, стрела ему полушубок пробила, где сердце, кровью все залито... казаки кинулись, да где там!
Татя пока еще не поймали.
Царевича в Кремль повезли, а уж выживет ли - одному богу ведомо. Все за него молятся, по церквям молебны служат...
Стоит ли говорить, что через десять минут Матвеев уже ехал в Кремль?
Но к царю его не пустили. Царь был у сына, молился. Но царский доктор, Блюментрост, в ответ на вопрос Матвеева покачал головой.
- Стрела пробила становую жилу и сердце очень слабое. Я боюсь, что царевич... молитесь. Иного спасения нет.
И удрал.
Бояре молились, а Артамон Сергеевич с трудом удерживал хищную улыбку, которая так и рвалась на лицо.
Поделом тебе, сопляк наглый!
В карете он уже улыбки не сдерживал. А возле подворья своего увидел...
Мужчина с желтыми глазами стоял у ворот и смотрел. Нагло, хищно... боярин в ответ глаза прикрыл. Мол, придет сегодня, никуда не денется.
И он действительно собирался прийти. И расплатиться. А на выходе из трактира схватят желтоглазого верные ему люди - и только нож взблеснет. Ни к чему такие свидетели...
***
Матвей скользнул тенью по улице. Все были уже на месте, ждали только его.
Нет, сейчас его не убьют. На него надо еще указать.
Игра такая.
Его попробуют убить, он попробует уйти.
Только вот сегодня на его руках хватает козырей.
Боярин уже ждал в трактире. Там сегодня было непривычно тихо. Так сидела за одним столиком компания вполне привычных людишек - то ли ворье что отмечает, то ли разбойники. Спал в углу, завернувшись в доху какой-то пьяный, еще один храпел, уткнувшись мордой в стол. Ну и Матвеев... Мужчина подсел к нему, ухмыльнулся.
- Доволен ли, боярин?
- Доволен.
- Что лекари говорят?
- Что только молитва поможет.
- Яд они уже распознали?
- Ты еще и ядом..?
- Боярин, царского сына так легко не убьешь! Мне царапины хватило бы, я ядом болт смазал. Сгорит теперь в два-три дня, если еще не...
- Вот твои деньги.
Матвеев положил на стол несколько тяжеленьких мешочков, которые приятно звякнули.
А в следующий миг...
Таверна осветилась ярко-ярко, словно днем.
- Как приятно что тебя так высоко ценят, - голос был молодым, с издевкой.
В дверях стоял Алексей Алексеевич, ухмылялся насмешливо. А за его спиной теснились казаки.
Да и пьяные...
Один скинул доху - и оказался Гришкой Ромодановским. И смотрел он так... Матвеев видел, что не пощадит.
Второй поднял голову со стола - и с ужасом понял боярин, что это Стрешнев! Который тоже уже давно не любил Матвеева.
Да и пьяные вдруг оборотились вполне трезвыми солдатами, скинули лохмотья с плеч, сверкнули мундиры - и по тому, как вскочили они, как вытянулись, понял Артамон Матвеев, что уйти ему не дадут.
Неужели все?!
Совсем все?!
Прорываться?
Да, тогда еще шансы есть...
Кошели полетели со стола под ноги солдатам, сам Матвеев схватился за клинок, но ничего сделать уже не успел. Матвей кинулся ему в ноги, спеленал, навалился...
И оказалось слишком много всего для боярина.
Взвыл Матвеев, на полу дугой выгнулся, пена изо рта пошла... Люди в сторону отскочили, Алексей Алексеевич смотрел на припадок спокойно и холодно. Потом, когда перестало боярина в дугу скручивать, кивнул.
- Взять - и в судный приказ его. Пока в Московский, а там и до Володимирского дело дойдет. Да стеречь, чтоб не сбежал или чего над собой не учинил!
А сам вместе с боярами отправился к отцу.
Алексей Михайлович был не просто грустен - тосклив и печален. Но бояр выслушал честь по чести.
Да, были там. Да, слышали все, как платил Матвеев татю за убийство твоего, государь, наследника. Нет, то не помрачнение ума, в своем уме он был.
Нет, ошибки быть никакой не может.
Уж прости нас государь, что вести черные принесли...
Алексей Михайлович простил. И Алексея слушал спокойно - внешне, а в душе буря клокотала. Боль там билась. Волнами накатывала, отступалась, рвалась, закручивалась злыми черными жгутами - в клочья душу полосовала.
За что?!
Ведь все дал другу! Ан нет!
Что Никон, что Морозов, что Матвеев... одного куста волчья ягода, твари гнусные... все им хотелось править поперед царя, все в свою сторону тянули... да за что ж с ним так?
Неужто человеческого участия нет на свете?!
Алёша на отца поглядел - и не стал затягивать. Отчитался кратенько, да и улизнул. Алексей Алексеевич остался один. Сидел, смотрел невидящими глазами на пламя свечи... а спустя минуту дверь отворилась.
Тихой тенью скользнула Любушка, у ног опустилась, за руку взяла.
- Не рви себе сердце, любый мой. Верь, не одно зло кругом. Вот дети у тебя замечательные, я у тебя есть...
Алексей Михайлович смотрел - и постепенно отступали куда-то когти тоски, схватившие сердце. А ведь и верно.
Дети у него хорошие.
Алёшка вообще чудо растет. Ведь понял, что плохо ему сейчас. И наверняка - он сейчас к нему Любушку прислал. Царевны...
Марфиньку замуж выдать можно. Вишневецкий, хоть и католик, а все ж рядом Речь Посполитая и Русь. Надобно им рядом стоять. А там, кто знает, Алёшка умница. Может, со временем и подомнет под себя соседей. Уже сейчас такое придумать...
Хороший у него сын!
Опять же, время сейчас выгодное, пока Матвеева ломать будут, бояре и пискнуть не посмеют - забоятся слово поперек сказать.
А что с Матвеевым... ну так что ж, дело житейское.
По трудам тебе, боярин, и награда будет. Дыба да плаха.***
Софья расцеловала брата, перевела дух.
- Вот надо тебе было самому туда лезть?
- Так ежели не я, то кто?
- А вот некому, да? Некому? Уж скажи честно, что с Матвеевым ты хотел рассчитаться за все его пакости!
- А хоть бы и так! Не читай нотаций, Соня! Я тебя не за то люблю!
- Что, если ругать начну - так разлюбишь? Ах ты негодяй малолетний! - Софья с удовольствием огрела брата подушкой, выплескивая напряжение. Алексей, не долго думая, ответил ей тем же. Ваня Морозов попытался возмутиться, но тут же его приласкали с обеих сторон и он включился в битву, закончившуюся геройским разгромом горницы.
К тому же одна подушка треснула - и теперь три подростка чувствовали себя чудесами в перьях. Но довольными.
- Что с Матвеем делать будем? - первой пришла в себя Софья.
- Матвей? Волчара тот?
Иван чуть кашлянул, привлекая внимание.
- Да Ванечка?
- Мама сказала - ежели пожелает, может у нее оставаться.
- Вот как?
- Она хоть и решительная, да в доме тяжко без мужчины. Приказчик ей нужен, прежний заболел сильно...
- Надо ему предложить, - решил Алексей. - Коли согласится - быть по сему.
И к удивлению ребят - Матвей согласился.
Трактир ему держать не хотелось, торговать или воевать - тоже, к казакам - не привык он приказам подчиняться, не та натура. А здесь почти свобода. Да и...
Феодосия, как ни крути, женщина интересная, яркая... мало ли что у них сладится? Ваня, например, на это очень надеялся. Отлично разбираясь в людях, он слышал легкую дрожь в мамином голосе, когда та говорила о ночном госте. И неспроста была та дрожь, ой, неспроста...
Не запирать же ей себя на веки вечные?***
Ох и веселое время - Масленница!
Старую зиму провожают, новую весну встречают! Гуляния кругом!
Соломенные куклы, колядки, блины, веселье - и та особенная атмосфера праздника.
Тем страннее и страшнее была телега, везущая человека на казнь. Медленно, очень медленно проскрипела она колесами к Болоту*.
* Болотная площадь, где совершались казни. Там, в официальной истории, в 1671 году был казнен Степан Разин. Прим. авт.
Две кумушки переглянулись. Обе краснощекие, симпатичные, веселые, явно купеческие жены али дочери...
- Матрена, что это?
- Ой, Луша, это, говорят, боярин Матвеев.
- Как!?
- Да, мне вчера все Сенька рассказал! Он же у меня подьячий в Московском приказе...
- Расскажи, голубушка? Не таи!
- Тут дело темное, государево. Помнишь, когда по Москве слух прошел, что Алексея Алексеевича тати убили? Государя нашего, царевича?
- Ой, помню! Я потом всю ноченьку не спала, молилась за него! Хороший он! Дай ему Бог...
- Вот. А Сенька мне потом рассказал, что Матвеев этого татя нанял.
- За что ж он так?!
- Да вот! Опаивал он царя зельями заморскими, девку свою ему подсунуть хотел, колдовку чернявую!
- Ужас-то какой!
- Вот! А царевич узнал об этом! Да и отца своего отвел...
- И?
Матрена слушала с горящими глазами. Луша сплетничала увлеченно...
- Матвеев тогда и задумал царевича порешить! Да только не удалось ему ничего! Говорят, убивец выстрелил, да только государь наш сыночка отмолил. Лекарь заморский уж и не надеялся, что царевич оживет, а вот государь как узнал, так сразу в храм бросился. И молился там.
А наутро и оказалось, что оживел царевич!
- Чудо-то какое!
- Не иначе, благословение на нем... А убийца тот, как узнал, в ноги государю бросился, во всем покаялся... царь его и отослал в монастырь дальний, ажно на Соловки!
- Да что ты!
- А Матвеева пытать приказали нещадно, чтобы сообщников выдал...
- Назвал он их?
- Ой, Мотря! Я уж как Сеньку не пытала, а он все одно - молчит! Говорит, за такое дело государево мы с ним можем оба голов лишиться...
- Ой! - Матрена схватилась за щеки. - Неужто ж такие негодяи по земле нашей ходят?!
- Ну, одним-то сегодня меньше станет, - Луша говорила вполне рассудительно. - Сама видишь, Матвеева казнить повезли...
- Туда и дорога ему, негодяю!
- Говорят, что четвертуют его, как татя, культи смолой прижгут, а что останется - на кол посадят!
Матрена в ужасе зажмурилась.
Лукерья усмехнулась. Пока подруга не видела - можно было. Лукерья-то она, Лукерья, а только не простая бабенка. Одна из воспитанниц царевны Софьи.
Сама их царевна с улицы взяла, воспитала, заботилась - и они ей благодарностью ответили. А позднее уж, когда познакомилась Луша с простым писарем Сенькой, когда полюбила его - отпустила ее царевна. И приданное дала, хватило дом себе прикупить. И Сеньку царевич милостью своей не оставил, тот из простого писаря уже до подьячего дорос...
А взамен что?
Да мелочи.
Вот так с Матреной посплетничать, еще с кумушками - это пустяки. Зато сейчас еще несколько десятков людей ту же сплетню повторяют. Скоро все на Москве знать будут про Матвеевское коварство, подхватят, понесут, да еще и разукрасят...
Луше для своей благодетельницы такой мелочи не жалко.
Ну и еще одно. Ежели увидит она кого, годного в царевнины воспитанницы - мимо не пройти.
Разве то в тягость?
Мотря открыла глаза, опять принялась выпытывать - и Лукерья привычно украшала сплетню страшными подробностями, словно на калаче завитушки делала.
Да разве это большая цена за счастье? За спокойную жизнь рядом с любимым человеком? За детей, которым в жизни нищеты и голода знать не придется?
Дай Бог здоровья и царевне, и царевичу...
|
| |
| |
| Дата: Пятница, 12.06.2015, 17:09 | Сообщение # 52 |
|
Читатель
Анимешница13Группа: Проверенные
Сообщений: 121
Репутация: 8
Статус: Offline
| ***
Михайло Корибут думал не слишком долго.
Замириться с Русью через брак?
Да о таком только мечтать можно!
Согласен?
Да!!!
Но поторговаться стоит...
Вот с той точки зрения весь диалог и велся. Марфа срочно учила все, что может ей понадобиться. Софья к ней заходить боялась - еще задушит благодарностью-то... Это она мелочь, Марфа же девушка статная и красотой ее Бог не обидел. Но сестренку она так и норовит в объятиях стиснуть. Еще бы!
Все, что Софья ей в ту ночь за разговором обещала - все сбылось. С лихвой сбывается!
Королевич заморский к ней посватался, да какой!
Портрет прислал!
Кудри черные, взгляд орлиный, стать, опять же...
И поди, объясни девочке, что на таких портретиках и козла - орлом нарисуют!
Софья иллюзий особых не питала, знала, что Марфе тяжко придется, ну да ладно, справится, никуда не денется. Любой женщине в мужнином дому радости поначалу мало бывает. Поедут с ней четыре девочки в свите, потом вернутся. А то и замуж в Польше выйдут... там уж что и как сложится - Бог весть.
Ладно, это дело житейское...
Впрочем, Михайло обнаглел до того, что предложил в качестве приданного дать за Марфой часть земель, которые у Польши отвоевали. Или хотя бы, чтобы Россия отказалась от своих прав на управление Запорожской Сечью. Алексей Михайлович разве что в лицо послам не рассмеялся в ответ.
Мол, у вас тут Османы зубки точат, а вы с нас пытаетесь чего-то стрясти?
Нет уж. Наше приданное - не деньги а полки. Вот их, ежели война начнется, вы и получите. Да и мир на границах. А то вы с османами сцепитесь, но и мы от вас еще кусочки-то поотгрызем!
Михайло подумал - и согласился.
Лучше договор об оказании военной помощи, чем вовсе ничего.
Сам Михайла прибыть за невестой не мог, а потому летом Марфа должна была уехать в Польшу. Девушка старалась, учила язык и работала над собой.
Это имело и еще последствия - Софью атаковали сестры.
Евдокия не приходила - дулась и ругалась. Зато Катя, Маша и даже восьмилетняя Феодосия просто не давали девочке прохода. А то как же!
Вот Марфуша с Соней дружила - и царевич Алексей предложил ей найти жениха. И нашел! А они чем хуже?
Софья вздохнула. Что ж... придется учить малявок. Чтобы не позорили высокое звание царевны своей глупостью и безграмотностью...
Алексей Михайлович не возражал. Софья собиралась забрать младшеньких в Дьяково... да и пусть! У него была Любушка, которая уже жила в Кремле, а летом они намеревались и свадебку сыграть. Про Наталью Нарышкину царь и не вспоминал, как приворот упал, ей-ей.
Матвеева четвертовали - и тоже забыли, как и не было. Его место при царе прочно занял Иван Милославский, который не забывал поглядывать в сторону Алексея и поддерживал все проекты царевича. Так что все были довольны.
Недовольна была разве что Евдокия Гамильтон, которую выслали из страны в Англию, вместе с детьми, дав небольшую сумму на прожитие и позволив забрать свои вещи и драгоценности. И того бы отдавать не стоило, ну да пусть ее...
Время текло мирно, в заботах и хлопотах.***
За всеми этими делами Софья едва не проглядела беспорядок в своем доме. А именно - тетку Татьяну, которая не на шутку увлеклась бравым казаком. А то что ж?
Сестрице Анне можно - а ей нельзя?
Жизнь-то проходит!
Стоит ли говорить, что чувство ее было полностью взаимно? Бравый казак также женат не был. Зазнобы у него были, не без того, а вот жены не случилось. То походы, то бои, то... самомнение.
Да-да, любить - так королеву. Разин, хоть этого тезиса и не знал, зато ему следовал. И влюбился в ответ. Алексей Алексеевич подумал.
И благословил. Только тайно и тссссс!
Вот, с тетки Анны пример возьмите! Живут же, хоть и втайне?
Протопоп Аввакум исповедовал обоих влюбленных, подумал, помялся, но пообещал, ежели чувства их до осени не остынут, обвенчать их, как урожай снимут.
Татьяна возражать не стала. Аввакума она боялась, уважала, и спорить с ним не решалась. Да с ним никто спорить не решался особо. С тех пор, как он принялся не просто стоять насмерть против всего мира, а задумываться - и менять этот мир под себя, он стал совсем другим. Да и дети у него...
Софья с радостью отмечала, что двое сыновей собираются по стопам отца, а значит, их ждет поколение воинствующих священников. Неглупых и образованных.
Все бы хорошо складывалось, но тут взбунтовалась тетка Анна.
Морозова.
Она так и жила в Дьяково, поскольку куда ее пристроить, никто решительно не знал. Замуж не выдашь - не тот возраст и не то приданное. Да и характер подкачал - не боец она, нет. Нытик...
В монастырь тоже не желает... ну пусть тогда живет. Там ли, здесь ли пригодится...
С профпригодностью не решилось, а вот с завистью...
Не учла Анна одного - что все в Дьяково были преданы Алексею Алексеевичу. И в один прекрасный вечер ему на стол просто положили письмецо.
- Анна Морозова просила в Москву отправить с нарочным, - пояснила одна из Софьиных девочек.
- Вот как? И кому же?
Письмо было адресовано Ивану Милославскому. Алексей прочитал - и едва в стену кубком не швырнул. Ну надо же!
В самых трагических выражениях Анна доносила, что Дьяково погрязло в блуде.
Царевич невенчанным живет с кухонной девкой, царевна Анна - с Ординым-Нащокиным, Татьяна блудит с казаком, а царевна Софья явно собирается совратить Ивана Морозова. Или он ее - разница невелика.
Одним словом - бордель на выезде.
И надобно быстрее забрать ее отсюда, пока она не осквернилась. А заодно и молодых царевен, коим она готова быть воспитательницей... Племянницы все ж! Авось и удастся выбить из них дурь опасную...
Каково?
Сказать, что Алексей разозлился? Это еще не те слова. Он взбеленился так, что пришлось втроем держать - удачно прибежавшей Софьей, тетками Татьяной и Анной. А потом, когда те прочитали письмо....
Софья-то восприняла его более-менее спокойно. Дело житейское, неблагодарность - это профилирующее человеческое качество. А вот обе тетушки так взбеленились, что от немедленного ощипывания под ноль Анну Морозову спасло только то, что Ванечка запер дверь - и никто не смог выйти. Пока не успокоились.
Но и пускать все на самотек уже было нельзя. Сейчас письмецо перехватить удалось, что потом будет - неизвестно. Врагов много, друзей мало, а как царь отреагирует... Пусть теперь у них есть Любава - пятая колонна в тылу врага, но ведь может и так статься, что царь сначала сделает, а потом уже подумает. Всем хорош Алексей Михайлович, но многое ему просто не объяснишь.
С Анной Морозовой надо было что-то делать. В итоге мнения поделились. Татьяна и Анна предлагали вообще либо уронить нахалку с крыши терема - либо отравить. На выбор.
Софья была сторонницей более мягкого решения проблемы. Сплавить Анну куда-нибудь в Учертанароганск, пусть сидит там и о жизни думает. Ее поддерживал Иван Морозов.
Алексей колебался, потом еще послушал все аргументы и предложил свой план.
Отправить Анну на промывание мозгов куда-нибудь в монастырь. Ах, не создана она для монастырской жизни? Вот уж не вопрос...
Приспособится. Начнет стучать на товарок настоятельнице, выбьется в лидеры, найдет себя или помрет - ее трудности. В конце концов, ее никто не заставлял пакостить.
Потом на обсуждение пригласили протопопа Аввакума. И тот, подумав, предложил свой вариант. Есть у него знакомые в Покровском женском монастыре. Милое местечко, Суздаль, от Москвы не слишком близко, но и не очень далеко, а главное, никто Анну Морозову оттуда лишний раз не выпустит. Настоятельницей там матушка Матрона, тетка очень умная и с серьезным характером. А значит...
Стоял еще вопрос - кто должен давать позволение на отправку Анны в монастырь. Но тут подумали все вместе. С одной стороны - она Морозова, хоть детей и не родила, но и домой отцу ее не возвращали, как по обычаю принято. Забыли. Некогда этим было заниматься и некому. Так что она обязана была подчиняться Ивану Морозову. На худой конец - царевичу Алексею. А значит - отправляем без лишних экивоков и оглядок.
Но сначала...
Алексей кивнул Ванечке Морозову.
- Позовешь ее сюда?
- Прямо сейчас?
- А чего тянуть?
- Тогда завтра на рассвете и отправим?
- Именно. На рассвете, с надежными людьми и сопровождающим письмом.
- Да я бы и сам съездил, - прогудел Аввакум. - Давненько я не был там, да и повидать кое-кого надобно бы...
Кандидатура сопровождающего была тут же утверждена. И Ваня отправился за теткой.
Та уже мирно спала, но подросток был неумолим. Пришлось служанкам распихать сонную госпожу, выслушать о себе много нелестного - и вручить ее с рук на руки племяннику, который, не отвечая на вопросы, провел женщину до кабинета царевича и не слишком вежливо втолкнул внутрь.
Кое в чем Анна Морозова угадала - и племянник был дико зол на нее. Ему действительно очень нравилась Софья. Умная, яркая, сильная девочка, с удивительным характером и любовью к брату. И Ваня был бы счастлив, обрати Соня на него внимание как на парня, а не как на друга. Нет, пока говорить об этом было рано, но...
Кто тебе, сплетнице гнусной, разрешил в святое грязными лапами лезть!?***
Анна поняла все сразу, наткнувшись на ненавидящие взгляды, как на мечи. Занервничала, дернулась назад... куда там.
- Объяснишься, тетушка?
Царевич брезгливо, как дохлую крысу, приподнял письмо за кончик. Анна явно задергалась.
- Ты о чем, Алешенька.
- А вот об этом. Думать надо, кому и что писать!
- Не писала я! То враги подбросили!
- Конечно... и они ж тебе предложили написать, что я Соню хочу вместо Марфы за Корибута выдать?
- Не было в письме такого!
Алексей хищно улыбнулся. Ловушка была из самых простых, но Анна Морозова и так выдающимся умом не отличалась, тем более спросонок.
- А все остальное - было? Ну и какого черта, тетушка?
Аввакум благочестиво перекрестился, но царевича одергивать не спешил. Анна заметалась, бросила взгляд влево, наткнулась на двух старших царевен, покосилась вправо, но там сверкала глазами Софья, протопоп Аввакум сжимал крест с таким видом, словно собирался его вразумляюще приложить к доносчице - и женщина пошла на прорыв.
- А что я - неправду написала?! Блуд у вас тут! Разврат, Содом и Гоморра! И к геенне огненной вы все катитесь, еще и души детские невинные за собой тянете!
- Ну да, на улице-то они куда как поближе к вратам райским были, - проворчала себе под нос Софья. Протопоп положил ей руку на плечо.
- Не злись, юница. Придет твое время.
Софья бросила на него внимательный взгляд. Умный мужчина, ничего не скажешь.
- Да неужто? - Алексей Алексеевич прищурился. - с каких это пор законный брак блудом стал?
- Был бы законный - не был бы тайный...
- Иногда не все объявлять надобно, - усмехнулась царевна Анна. - Да не тебе меня и судить. Сказывали мне служанки, как ты к Воину притереться пыталась!
- И на Стенечку косилась! - рыкнула Татьяна. - Моя б воля - я бы тебе сейчас косы-то проредила, гадюке!
- А потому слушай мое решение, - царевич был спокоен. - сейчас вещи пойдешь собирать, а с рассветом уедешь в монастырь. Посидишь там, помолишься...
- Нет!!!
- А будешь упорствовать - свяжем и силой повезем. Как умом скорбную, - прогудел Аввакум.
- Батюшка, и вы! Заступитесь, нельзя же так!
Анна если и не рухнула перед Аввакумом на колени - то только потому, что была серьезная опасность получить в лоб от Софьи. Царевна сжимала кулачки так, что намерения ее были любому ясны.
- А доносить на родных да близких - лучше? Лжу писать, неблагодарностью на доброту их отвечать? - Аввакум был и сам не лучше. Его мечта тоже могла бы рухнуть из-за сварливой бабы, так как к ней относиться? Тут никакого благочиния не хватит!
- Да на какую доброту! Никому я тут не нужная.... - Анна некрасиво распялила рот, словно собираясь рыдать.
- А что ты сделала, чтобы нужной быть? - Татьяна шагнула вперед, сестра ее едва удержала, чтобы царевна не кинулась на противницу. - ты хоть кому что доброе сделала? Чем помочь решила? Нет, ты целыми днями здесь змеей шныряла, разнюхивала да ужалить примерялась! Мерзавка неблагодарная!
Уж кто-кто, а Татьяна имела право на подобные слова. Она-то оказалась тут в положении той же Анны. А потом - поди-ка! Девочек учить рисованию начала, втянулась, интересно ей стало, себя нашла, любимого нашла... просто надо было идти вперед, а не в себе замыкаться да врагов искать.
Ну а ежели нет - так и не обессудь.
Анна Морозова все-таки упала на колени и взвыла волчицей.
Жизнь была кончена. Монастырь - это же хуже смерти! Ни мужа, ни детей, ни-че-го...
Только вот сочувствия она не дождалась ни от кого из присутствующих.
Потом было многое. Поспешные сборы служанками всего ее барахла. Рыдания и истерика Анны, прекращенная путем выливания воды на повинную голову. Утешающие речи протопопа.
Ну и перед рассветом - отправка кареты.
Одним словом - поспать никому этой ночью не удалось.
Софья проводила взглядом карету - и лично подожгла то самое письмо. Посмотрела, как горит плотная бумага, довольно усмехнулась. Может быть, рукописи и не горят. Но к доносам это точно не относится! Прощайте, Анна Морозова!***
- Сонюшка, сестричка моя любимая! Век тебя помнить буду!
Тщеславной Софья никогда не была, но благодарности от Марфы ей были весьма и весьма приятны. А то нет?
Сколько им пришлось преодолеть - подумать страшно! Как вопили бояре, как сверкали глазами, как ругались...
Пытались ругаться.
Сильно-то не выходило, знаете ли.
Милославские во всем поддерживали царя, а значит и все, кто за ними стоял - тоже. Им-то выгодно было, что их семя и на чужбине прорастет. Фортуна у фаворитов такая - сегодня лежишь, а завтра бежишь. И бежать, случись что, лучше не в неизвестность, а под крылышко к племяннице.
Бояре, конечно, пытались поднять лай. Но призрак Матвеева, незримо витающий над их головами, (хоть после смерти послужил) сыграл свою роль.
Когда понимаешь, что заговор-то был... одним словом - все Матвеевские выкормыши примолкли и не отсвечивали, а на остальных хватило и грозного царского рыка: 'Заговор учинить вздумали? Царя учить?!'.
Да, рычать пришлось не единожды, но в массе своей бояре оказались напуганы и не знали чего ждать.
Церковники тоже попытались поторговаться, вопя, что жених-то не православный!!! Но тут их быстро окоротил патриарх. Иоасаф был не лучшим человеком, но отлично понимал необходимость примирения. А этим крикунам дай волю! На лоскутки все раздерут, чтобы себе носки пошить!
Так что...
Соловецкого монастыря на всех хватит.
Тут же, кстати, выступил и протопоп Аввакум, который одобрил сей брак. И заметил, что на земле православной в своей вере разобраться не можем, а на чужую киваем. Это вообще всем церковникам не понравилось, но крыть было нечем. Новые святые книги, переработанные а-ля грек, оказались камнем, брошенным в воду - и круги шли такие, что захлебнуться недолго.
Подводя итоги - единодушия ни у кого не было, потом-то решение и удалось продавить. И конечно, кандидатуру самой Марфы. Царь еще колебался между ней и Евдокией, но когда поставил девушек рядом, когда спрашивать начал... вот тут царевна Ирина стояла и обтекала, поскольку видно было, что не тянет Дуня супротив сестры.
А Софья скромно гордилась собой.
Она всю эту аферу затеяла, она начала готовить из раскормленной девчонки - красавицу и умницу, она преуспела... Если Корибут не падет к ногам невесты - Софья готова была съесть шапку Мономаха со всеми ее украшениями.
А то ж!
Темные волосы заплетены в толстенную, с руку - косу. Синие глаза сияют, на щеках такой румянец, что киноварь отдыхает, на розовых губах улыбка - красавица! И слова иного нет!
Это еще ежели не знать, что под длинным платьем скрывается сильное гибкое тело с такими формами... там одна грудь размера четвертого! И ноги чуть не от ушей! А в комплекте к тому - полный курс гаремной науки от Лейлы.
Марфа хоть и пищала, что стыдно это, но получила по ушам и больше не выступала. Стыдно?
Это когда от мужа дурную болезнь подхватишь, которую он от светской проститутки подцепил. Вот где стыд-то! А когда знаешь, как мужу, да и себе приятное сделать... да что тут плохого? Это ж не для всех и не перед всеми!
С такой постановкой вопроса Марфа согласилась. И училась не за страх, а за совесть. Софья только поражалась. Освоить польский за полгода?
Пусть не идеально, пусть коряво и кое-как, но освоила ведь! Дальше дело разговорной практики!
И польский посол, Марциан Огинский, между прочим не абы кто - великий канцлер и та еще акула хищная. Князь, богач, хищник, изрядно погревший руки на Андрусовском договоре... зато как на невесту смотрит?
Пусть и под легким покровом, больше напоминающим драгоценную кружевную вуаль, Марфа была безумно хороша. Особенно сейчас, когда волновалась, получала последние наставления...
Софья обняла старшую сестру покрепче.
- Если что надобно - пиши. Наша ты, хоть куда замуж выйди!
Марфа кивнула, крепко поцеловала сестру в последний раз и принялась прощаться с остальными. Потом она выйдет из терема, потом уже ее будут благословлять и патриарх, и отец... потом. Все потом.
Софья вытерла слезинку.
Привязываешься ведь...
Скоро, очень скоро свадебный поезд двинется по Руси православной. Бог в помощь, Марфуша!
Софья промокнула вторую слезинку - и почувствовала теплую ручку, коснувшуюся плеча.
- Грустно, Сонюшка?
Любава оказалась именно там, где надо.
- Грустно. Ты-то скоро замуж пойдешь? А, государыня мачеха?
Скажи Софья это чуть другим тоном - и вышла бы брань. Но Любовь отлично поняла девочку. В голосе ее смешивалась грусть по уехавшей сестре - и ожидание чего-то нового. И легкая насмешка. Мачеха...
Кому другому разве что. А перед Софьей она всегда стоять будет, как в первый день. Когда царевна осмотрела критически заплаканную девчонка, вздохнула - и кивнула служанкам. Распорядилась вымыть, одеть, накормить, учиться пристроить... как давно это было?
Когда-то было: 'эй ты, Любка, поворачивайся, живо!!!'. А сейчас - 'государыня Любава, не изволите ли...'. Разница...
- Ты же знаешь, мы по осени...
- Знаю. Уже и подарок готовлю, - Софья улыбалась. - Рада я, что у тебя все хорошо. И Алёша за отца рад.
- А я как счастлива, Сонюшка! Я словно на цветущем лугу оказалась!
- Вот не забывай только, что гадюки тут шипят и ползают, ага?
- Да уж... ко мне уже служанок своих приставить пытались, твоих оттереть... наших.
- Вот именно. Наших. Не забывай об этом.
- Сонюшка, а что ты с Дуняшей делать хочешь?
- Я?
- Не скромничай, ладно? Я-то тебя знаю...
Софья пожала плечами. Действительно, идея ее, озвучка Алексея Алексеевича, разрешение Алексея Михайловича - и опять ее исполнение.
- У нее есть серьезный недостаток. Она считает, что все ей должно в руки даться просто потому, что она царевна. А так не бывает. Марфуша вот с утра до вечера училась, чуть ли не ночью по-польски говорила, а эта... Замуж здесь ее не выдашь - от греха. Замуж там... опозорит всю страну ведь!
- А ежели Грузия, Картли, Кахети...
- Ираклий? Так он пока от Нарышкиной не отошел. Отец о ней ничего не говорит?
- Говорит... редко очень. Ежели к слову приходится, упоминает, что для него это как омут был. Затянуло и не отпускало. А потом, со мной он в себя пришел...
- Да, вовремя спохватились.
- Думаешь, привораживала его Наташка? Али опаивала чем?
Софья хотела было пожать плечами, но потом решила промолчать вообще. Так многозначительнее. Это она не верит ни в птичий крик, ни в сглаз, ни в порчу. Но остальные-то такой незашоренностью не страдают! Время такое!
Любаша получила нужный ей намек и принялась рассказывать, что есть на Москве шептуха. Говорят, очень сильная, что угодно отчитать может. Ежели понадобится - она бы, конечно, к ней сходила, только вот боязно...
Софья особенно не слышала.
Хороша ты, Любаша. И наша, что тоже хорошо. Я могу тебя понять, ты из моей команды, поэтому я внимательна. Но думала она сейчас о другом.
Будут ли у вас с отцом дети?
Какие?
Сколько?
В той реальности, которую она оставила, у Натальи Нарышкиной родился сын Петр. Кто будет в этой?
Как будет в этой?
Как бы ни было - вперед!
И река времени опять потекла вдаль, неся свои волны.***
Письма от Марфы пришли одним пакетом.
Да-да, письма, именно так, во множественном числе.
По привычке, девушка вела чуть ли не дневник на разных языках, описывая все, что встретилось ей за день, то или иное событие...
Потом листки складывались конвертиком - и клались в специальную шкатулочку. На нем ставилась дата, письмецо запечатывалось сургучом, прикладывался перстенек... Уже потом все они были отправлены Софье.
Девочка читала - и словно воочию видела Краков.
Старый, красивый, каменный...
Вавельский замок, Петропавловский костел, Ягеллонский университет, памятник дракону, Рыночная площадь, Мариацкий костел - и вечно обрывающий мелодию трубач.
Каково там сейчас?
Софья вздохнула.
В той жизни она не раз бывала в Кракове. В той, не в этой. Здесь не прыгнешь в кресло верного мерседеса Макса, не промчишься с ветерком, а уж о том, что пересечь на машине всю Европу из края в край - и не мечтай. Хотя когда-то она могла это сделать.
Могла...
А сейчас в Краков въезжала Марфа - и ее встречал молодой король.
Сестра писала, что король вполне симпатичный. Неглупый, не злой, конечно, портрет его улучшил, но не сильно.
А еще - что лекарей тут нормальных днем с огнем не сыскать и повитух - тоже. Не то, что инструменты - руки никто мыть не приучен. Явропа-с... Так что ежели Сонюшка знает травников...
Сонюшка знала. Просто не могла решить - что им выгоднее?
Королева Речи Посполитой Марфа - или регент и вдова короля Марфа? Решила пока подождать.
Травники - это хорошо, надо правда подыскать туда кого-никого, чтобы у молодой четы проблем с наследниками не было. А уж потом...
Возможны варианты. Аконит в компоте еще никому здоровья не улучшал, факт!
Жестоко?
Так политика доброты и не признает.
Марфе, которую все уже называли Марией, город понравился. И в то же время...
На Москве много чего из дерева. А тут то камень, то халупы, неясно из чего слепленные. И люди такие же разные. Богаты дворяне и ужасны нищие.
На Руси не так, ой, не так. Все чуждое, незнакомое...
Плюс вера иная...
Марфа, впрочем, кивала, улыбалась и со всем соглашалась, отлично оставаясь в глубине души православной. Она и детей своих так же воспитает. А то и окрестит втайне.
Конечно, русских там сейчас не любили. Ну и что?
В лицо гадости Марфе говорить никто не осмеливался. А за спиной... пошипят - успокоятся. Тем более, что приехавшие с царевной русские дуэлей не понимали, а по-простому били в морды. А то что за развлечение - острой железякой друг в друга тыкать? Нет уж! Нахамил - получи по-простому. А уж потом, ежели встанешь...
Михайло опять же, весьма задир не одобрял. Ему мир с Русью нужен был, как воздух, на него Османы зубы точили. И ежели что сорвется по вине горячих голов... да пусть эта шляхта сама удавится! А не то он поможет!
И опять же, Марфа отлично научилась быть беспомощной. Глазками хлопала наивно, вид имела самый несчастный и убедительный... ну и у какого мужчины поднимется рука на женщину, которая нуждается в помощи?
Не бывало таких!
Крохотными шажками Марфа завоевывала двор, начав с канцлера, с которым сильно сдружилась по дороге. А уж когда ей кланялся сам Огинский... кто посмеет ему выразить свое порицание?
До конца своей она никогда там не станет. Но построить местный зверинец ей вполне по силам.
Еще Марфа писала, что без интриг - нигде. И хоть и была она коронована под именем Марии, а все ж таки нашлись умницы, которые собирались занять ее место. Ну а что?
У короля-солнце фаворитка (по нашему, по-простому, проститутка) государством из королевской постели правит - и ничего, все кланяются. Вот и тут нашлись похожие дамочки.
Но Марфа не дремала.
Мужа, спасибо урокам Лейлы, она к себе привязывала крепко, хотя и медленно. Но европейские дамы, считая себя просвещенными, знаниями гаремных красавиц не обладали. А зря, очень зря.
Михайло вдруг оценил жену, по которой не бегали строем блохи. И чистое постельное белье. И даже специальную пищу, приготовленную так, чтобы у него потом не болел желудок. Как уж Марфе приходилось для этого стараться - сказать страшно. Но мало-помалу она начала строить местную прислугу, а дальше - больше. Слово здесь, пара фраз там...
И Михайло Корибут принялся прислушиваться к молодой жене, обнаружив в ней и ум, и сметку, и желание помочь...
И к чему тут какие-то фаворитки? Или придворные дамы? Пусть у них даже пудренные парики, да по парикам тем мыши бегают.
Впрочем, официальная любовница, некая Марыся, отставку не приняла и начала распускать про Марфу гадкие слухи.
А то как же! Столько лет русские цари своих дочек за границы замуж не выдавали, а тут вдруг?
Уж не порченная ли Марфа? Али вообще бесплодная!?
Тут Софьин 'отдел пропаганды' встал на дыбы. Четверо девушек - слабость?
Мужчины, вы сильно ошибаетесь. Сплетня - оружие ничуть не хуже еще не изобретенного револьвера. Разница только в том, что револьвер убивает быстрее.
Тем более - фрейлины ее величества. Молодые, красивые, разве что не в платьях по последней моде, а в сарафанах, но тут уж...
У нас на Руси так принято! И точка!
Женщины шипели, а вот мужчинам смеяться не хотелось. Потому что правильно подогнанный сарафан - это вам не мешок из-под картошки. Да и носить одежду уметь надобно. Можно и в роскошном платье коровой быть, можно и в простом сарафане выглядеть так, что мужики штабелями лягут.
Можно...
Тут ведь важна не одежда, а как она на тебе сидит, как пройтись, как повернуть голову - и еще тысяча мелочей, которые Софьины девочки осваивали с отрочества. И куда там местным дамочкам?
Показать сиськи - еще не значит получить мужчину, иначе все стриптизерши отбоя бы от женихов не знали. А еще - сладок запретный плод. Коий перед носом крутится, а рвать себя не дает. Только глазками лукаво постреливает и бедрами так покачивает под сарафаном, что у мужчин сначала слюна выделяется, а потом высыхает от волнения.
Так что на одну сплетню Марыси девочки ответили тремя своими. А уж что могли придумать четверо девчонок, которые не боятся ни бога, ни черта?
Придумали, да такое, что бедная любовница чуть ли не в тюрьму угодила. Сочинили, что забеременела та девка от Корибута, да потом, когда невеста к нему приехала, поняла, что теряет мужчину. Захотела его приворожить, да куда там! Супротив истинной любви-то никакие привороты не властны.
Тогда Марфу попытались отравить, да Бог спас! Но не остановилась змеюка подлая, решила порчу наслать. К колдунье ходила, воск в воду лила, иголками в след тыкала...
Одним словом, спустя месяц любовнице было велено отправляться в свой замок, к мужу. А то несправедливо как-то. Мужчина дома сидит, а она при дворе собой торгует. Ну и что, что мужу уже семьдесят, а вам, дама и двадцати пяти нет? Вы ж за него не за двадцатилетнего выходили, он не в единый миг постарел? Вот и катитесь, не мутите воду...
Софья вздохнула и решила отправить к сестре еще четырех девочек.
Пригодятся.Уважаемые читатели.С понедельника начинаю обновлять "Алекса" регулярно.С уважением и улыбкой.Галя и Муз.
|
| |
| |
| Дата: Вторник, 23.06.2015, 15:33 | Сообщение # 53 |
|
Читатель
Анимешница13Группа: Проверенные
Сообщений: 121
Репутация: 8
Статус: Offline
| ***
Царская свадьба.
Осенью, когда сняли урожай, решили играть свадьбу царя Алексея Михайловича с Любовью Пронской. Софья за этот день едва не взвыла. А уж что чувствовала бедная девчушка?
Сначала невесту принялись одевать с раннего утра. Нацепили сорок штук одежек, так, что Любава едва не задохнулась под ними. Уже потом Софья помогла - кое-что просто сняли втихорца, как часть перстней, ослабили ожерелье, а когда принялись волосы затягивать - Софья лично так на служанок зашипела, что те половину лент мигом потеряли подальше. Нечего тут скальп с девчонки снимать!
Потом принесли подарки от жениха - сладости, брюлики, рукоделье... чтобы женщина не забывала свое место в доме - еще и розгу в комплекте. Софья бы с радостью ее потеряла тоже - нельзя.
Оставалось только ухаживать за бедной невестой. Хоть попить дать, чтобы девчонка не сомлела.
Носилась по терему сваха, специально приглашенная в Кремль Иваном Милославским. Суетливая, конечно, но вроде как безобидная. Иван сам заходил пару раз, поглядел на девушку и кивнул. За отсутствием отца, сегодня он должен был отдавать Любаву жениху.
Вот уж кто был доволен... род Милославских при царе остается.
Наконец девушку повели в крестовую палату. Завертелись плясицы, запели песни... Любаву усадили под образа, и настало время послать к царю - пусть идет за невестой. Алексей Михайлович решил жениться по старому чину - вот и пусть получает.
Но первыми в дверь вошли... вплыли клубы ладана. Софья скорее зажала нос. Не переносила она этой вони, чихала по-страшному. В церкви еще как-то терпелось, а вот когда лично ее окуривали - так чихать начинала, что едва голова не отрывалась. Любава, и так бледная, вовсе уж позеленела, и Лейла, приглашенная на торжество, сунула ей под нос склянку с уксусом.
- Дыши!
Девушка послушно втянула в себя едкие пары. Так-то, а то еще обморока нам на свадьбе не хватало.
За клубами ладана в дверь вплыл царский духовник, Лукиан Кириллов, за ним - патриарх и дьячок, который кропил все окружающее святой водой.
Потом вошел сам царь.
Уж как это получается у иных женихов и невест - Бог знает. Но самый страшный крокодил в день своей свадьбы выглядит вполне даже симпатичной ящерицей. Улыбается, сияет, светится...
Не так уж и хорош был собой Алексей Михайлович - оплывающий, полноватый, одутловатый. Но столько тепла и любви светилось в его синих глазах - и в ответ ему из-под покрова засияли глаза невесты.
Сбывалась для мужчины его давняя мечта, его солнышко светлое, его счастье...
Софья даже залюбовалась. Но быстро опомнилась и принялась шарить глазами по лицам бояр. А лица были... не самые однородные. И выражения у них тоже были...
Вот Ордин-Нащокин улыбается, Милославский тоже доволен, а вот это что за тип... а,
Голицын! И чего мы кривимся, родной?
А типчик-то смазливый... бородка подстрижена уложена, глаза синие, наглые - так и шарят. Невеста-то под покровом, а вот царевна с открытым лицом. Аж впиявился, умник!
Будь на месте Софьи любая другая царевна, наверняка бы смутилась. Софья же смерила его насмешливым взглядом.
Смазлив, неглуп, но явно по лбу пока не получал.
Взгляд синих глаз сменился на заинтересованный. Софья усмехнулась - и обратила внимание на свадьбу. Не стоишь ты, глазастик, того, чтобы на тебя дольше двух минут смотреть.
А свадьба шла полным ходом. Царю уже откупили место и теперь слуги расставляли блюда. М-да...
Уж сколько лет здесь Софья, и понимает, что все вкусно, а как привычного не хватает!
Салатика оливье, в котором так удобно выспаться на чужой свадьбе, опять же, колбаски докторской крахмальной... вот уж не думала, что скучать будет - а накатило. Хоть бумагу жуй.
У них-то с Володей не так было. Весело, шумно, ребята напились, их на стройку затащили закат показывать с высотки, двое вообще на бульдозере приехали... умники.
Тем временем принялись чесать и крутить невесту, то есть менять ей прическу - с девичьего убора на бабий. Покров, правда, оставили. Софья опять принялась разглядывать бояр. Куракин чему-то улыбается. А вот Ромодановский задумчив...
Потом, оставшись одна, она перенесет все это на бумагу. Потом сравнит с чужими наблюдениями и потом же решит, за кем надо приглядывать тщательнее.
Потом...
Тем временем Иван Милославский передал все права на девушку ее мужу, ударив плетью по спине. Софья мельком подумала, что она бы не согласилась на подобную наглость. Она - женщина, а не так вот...
Но наконец молодых повели в церковь. Всех, кто встретился, разгоняли с их пути, чтобы не перебежали им дорогу, не навлекли беду...
Ни Софья, ни царевны в церковь не отправились. Неприлично это...
Оставались в той же палате, младшие царевны - за занавесью, старшие, и в том числе она, Алексей настоял, чтобы ее, ну и Евдокию заодно усадили за общий стол. А почему нет?
Все царевны, кстати, выглядели по-разному. Если Анна и Татьяна были спокойны и чуть задумчивы, им-то такого не досталось, то Ирина Михайловна явно была раздосадована, сверкала глазами. Она и атаковала первая.
- Вы, сестрицы, обратно ли, в Кремль, не собираетесь?
Сестры переглянулись, качнули головами. Какой там Кремль! Они уж и забыли, когда жили, подчиняясь всем его правилам, хоть писанным, хоть неписанным. Софья вот точно знала, что Татьяна уже давно выбирается из Дьяково на этюды. Сидит на берегу реки, пейзажи пишет...
А запри ее в клетку?
Да она от тоски помрет!
- А ты пригласить хочешь, Аринушка? - Татьяна и ответила первой. Творческая натура, огонь-баба...
- То ж не от меня зависит, от братика нашего...
- Братику не до нас, у него теперь новая жена.
- Не из ваших ли выкормышиц? Недаром ведь Сонькина прислуга от нее не отходит?
- Из Милославских, потому Сонюшка о родственнице и заботится. А тебе-то какая в том печаль?
- Вы уедете, а нам тут жить...
- А ты не задевай всех подряд - и жить будет куда как легче, - посоветовала царевна Анна. - А то властна ты не в меру, иногда кажется, что ты братику нашему не сестра, а жена.
Вот это был удар.
Ирина Михайловна пошла красными пятнами, прикусила губу...
- Давно ли ты, Анька, со мной так разговаривать силу взяла?
- Ты бы, Аринушка, не о моей силе задумывалась, а о своей доле. Сама век в девках, так и Дуняшу решила под свой венец постричь? Нельзя так. Девке уж двадцать, а она знает меньше, чем та же Сонюшка. Ни принять кого, ни поговорить, разве что шелками шить умеет, так это и без нее мастериц хватит. А царевне бы о другом думать след...
Дунька вспыхнула маком, но смолчала, переводя взгляд темных глаз с одной тетки на другую.
- А то не тебе решать...
Ирина Михайловна змеей шипела.
Татьяна улыбалась ей так, что было неясно, у кого клыки ядовитей.
- Ты молись, Аринушка, чтобы мы обратно не вернулись. А то ведь займемся... решением. Наплачешься тогда, отольются кошке мышкины слезки. Али не помню я, как ты Анну травила, как на меня брату наговаривала?
- Не бывало такого!
- Да неужто? Вот и пусть не будет. А то не обрадуешься... Ежели мы вдвоем сюда вернемся, так ты радости не испытаешь...
Вот это уже правильно, - отметила для себя Софья. Пугать ее, пугать и побольше. Сейчас она силу почувствовала без сестер, приближенной к брату себя возомнила. А надо ей напомнить, что номер-то ее десятый. И что ежели ей всерьез заняться - хрупнет, как пирожное-безе.
Тогда пакостить она все равно будет, но исподтишка. Тихо-тихо...
Да и призадумается, выгодно ли ей гадить тем, кто в Дьяково. Сейчас-то она одна, сама по себе хозяйка. А станет их опять трое, да еще младшие царевны подросли...
На лестнице зашумели, возвращалась свадьба, щедро осыпаемая льном и коноплей.
Теперь уже всех кормили по-настоящему, так, что стол в буквальном смысле слова ломился. Но молодые все равно не ели. Сидели, глядели друг на друга....
А вот Голицын поглядывал на молодых царевен. Нехорошо так поглядывал, расчетливо, умно...
И все чаще его взгляд останавливался на Софье, все ярче блестели синие глаза... хорош, собака. И прекрасно об этом знает. И пользуется умело - не первый раз? Ой, не первый...
Кто сказал, что жиголо - это изобретение итальянцев?
Царевна меланхолично ковыряла красную икру и думала, что это - обратная сторона затворничества. Есть терем - нет Васечек.
Нет терема? И такие Васечки лезут тараканами, надеясь через свои мужские достоинства получить место потеплее...
Ну да ладно, ежели что - обеспечим.
Самое теплое место у нас, как известно, в печке. Доменной.****
Наконец молодых проводили в опочивальню, закрыли за ними двери и поставили стражу. Отгонять слишком умных. Ну и от всякой нечисти, наверное...
Алексей Михайлович двигался вполне бодренько, сказывались посты и молитвы. Любава чуть пошатывалась от усталости, но тоже шла. Софья с недетским цинизмом рассудила, что не тот у отца возраст, чтобы молодую жену в постели загонять, успеют выспаться - и решила сама также отправиться в постель.
Ба-аиньки...
У нее-то возраст маленький, она растущий организм...
Софья развернулась и потопала к себе... чтобы почти у дверей наткнуться на Голицына. Вынырнул, как черт из унитаза, царевна едва в него не впечаталась, хотя явно ведь того и добивался...
Уже и руки протянул - подхватить, прижать... Софья едва не сплюнула.
Вот наглец, а? Без мыла в фавориты лезет!
Хорошо - она.
Вполне умная, современная (поздневременная?), прошедшая огонь, воду и фаллопиевы трубы сексуальной революции. Чтобы повестись на мужика на пятнадцать лет старше себя.... можно, кто бы спорил! Но не в этом времени! И не ей!
- Простите, государыня царевна.
И голос какой! Теплый, бархатный...
- Бог простит, - неприветливо буркнула Софья.
Он же подаст. И поддаст, если очень попросить.
Голицын явно ожидал не такого ответа, растерялся на пару минут - и этого времени хватило Софье, чтобы проскользнуть в свои покои. Можно бы, конечно, крикнуть своим, выскочили бы служанки, мгновенно бы беднягу обработали... только к чему?
Просто взять на заметку. И точка.
Интересно, женат сей кадр - или не женат? Надо навести справки...
Кадр оказался женат, хотя пока и бездетно... На Феодосии Долгоруковой. Нет, не Юрьевне. Васильевне. Да не все ли равно?
Род-то один...***
В последующие несколько дней Василий Голицын несколько раз попадался на глаза Софье. И при таких обстоятельствах, что не обратить внимание было нельзя. То в церкви неподалеку встанет и такие взгляды бросает, что чуть полог не дымится.
То в переходах попадется вроде бы чисто случайно...
В итоге разозлились на него все. Софья - этот гад что, скомпрометировать ее взялся? Алексей - что за новости, как какой-то тип смеет увиваться вокруг моей младшей сестренки?! Иван Морозов - что за наглость, как этот Голицын вообще смеет!?
Мало ли, что у него род и древний, и богатый... в глазах троицы юных авантюристов это не давало никаких преимуществ. Ну, род. И что?
Хотя собранные сведения были достаточно интересными.
Василий был умен, честолюбив, образован... не лезь он без мыла в фавориты - был бы отличный преподаватель для их школы. Или секретарь Алексею Алексеевичу. Или кто еще, для поручений...
Алексей Михайлович отдал бы боярина. Он бы сейчас и шапку Мономаха отдал не глядя. После свадьбы мужчина пребывал в таком счастливом настроении, что просто парил над землей. Светился и сиял.
Софья переговорила с Любавой, но та тоже была довольна и счастлива. Ну да, на сексуальные подвиги девушку тоже не тянуло, есть такие - поздно созревающие. А вот тепло, любовь, забота - это ей Алексей Михайлович давал в громадном объеме. Что и нужно было.
С другой стороны, вроде бы Голицын ничего серьезного еще им не сделал? Убирать его превентивно?
Так бояр не напасешься! А вдруг его куда к делу пристроить удастся? Да и не за что пока....
Ну, клеиться вздумал. Так скоро и на Ивана начнется охота со стороны боярышень. То есть - их родителей. Жених-то каков! Ближний, собинный друг царевича! За такого руками-ногами хватаются, слава Богу, Феодосия пока всех разгоняла, твердя, что маловат еще сынок. Хотя здесь и раньше женили. Софье уже было четырнадцать, так что ее можно было выдавать замуж. Ну, через год-два так точно...
Она царевна, замуж ее не выдадут, но любовников-то никто не отменял...
Софья поморщилась.
Любовников не хотелось. Колода, в которой выбирается то валет, то король - это для тех, кто не нашел своей половинки. А у нее-то было уже, было! Володя, хоть и размылось за давностью лет многое, был ее частью. Одни мысли. Одно дело, даже одно дыхание. Софья помнила, как его лишилась.
Вот это она хорошо помнила.
Как окаменела, как хоронила, утешала родных, отдавала приказы, как искала - КТО!
И только потом, когда узнала, что муж отомщен - позволила себе уехать. Спряталась на даче, выхлестала почти две бутылки водки - и вот тут ее пробрало, да так...
Выла, билась в истерике, орала дурным голосом... хорошо хоть стояла поздняя осень, соседей почти не было, а ежели кто и был - к ее даче не пришли. Ну и не надо было...
Софья тогда дня три провела в состоянии полубезумного пьяного растения. Чудом пришла в себя - и зареклась. Навсегда запретила себе такое.
Страшно было...
А что самое ужасное, она где-то в глубине души чувствовала нечто подобное к брату, к Ивану Морозову... одна команда.
Часть ее самой, ее души....
Случись что с ними - сдохнет на могилке. Собакой выть будет, пока не сдохнет. Один раз пережила, второй раз и хрупнуть может, надломиться...
Обратная сторона медали. Сильные люди и чувствуют тоже сильно и остро...
Утешало только то, что ребята так же относились к ней.
Не прошло и пары недель после свадьбы, как Софья уехала с младшими царевнами в Дьяково. В Москве остались - ненадолго - царевич Алексей с другом, а из царевен - Ирина и Евдокия. Они свободно занимали несколько теремов... ну, пусть их. Да, основа всего - правильное воспитание ребенка, Софья в очередной раз в этом убедилась.1671 год - Сэр Ньютон? Что скажете?
- Тсаревна, это нечто! Ваш ресепт...
По-русски ученый говорил пока еще не очень хорошо, коверкал слова, но Софья не отставала. Средневековый английский ей тоже горло царапал. Так что осваивали вдвоем. Исаак спрашивал у нее по-русски, она отвечала по-английски, в случае чего оба переходили на латынь. И искали взаимопонимание. И ведь находили...
- Ваш рецепт. И сэра Глаубера...
- Не скромничайте, тсаревна. Если бы не вы...
Сегодня на полигоне испытывали - да, именно его.
Динамит.
Гений - он гениален во всем. Жестоко, страшно, но факт. Софья знала, что должно быть сделано. А вот сэр Ньютон придумал - как. Используя совместные наработки с Глаубером, они-таки получили нитроглицерин. Да, немного и с громадным трудом, но получили!
А в нескольких кузнях шли испытания и наработки. Там создавалось казнозарядное и нарезное оружие. Софья отлично понимала, что желающий мира должен готовиться к войне.
И она готовилась.
Хотя ученым не говорила о своих планах.
Казнозарядное оружие и более чистый порох - игрушки Алексея Алексеевича. А ей лично динамит на Урал нужен. Горы взрывать. Ну а что? Нобель вот мечтал о такой карьере для своего детища, почему ей нельзя?
Но ежели что - она тоже премию учредит. Ньютоновскую. Или Глауберовскую...
Страшно?
Цинично?
Вы это тем родителям скажите, чьих детей крымчаки в полон уводят, тем детям, чьих родителей у них на глазах вырезают, тем девушкам-полонянкам, которыми на рынках рабских торгуют...
Тем, у кого родные дома на глазах горят, а на улицах села трупы валяются вповалку... скажите.
И послушайте, что они вам на это скажут. Если вообще кто-то будет использовать слова. Вот Софьин знакомый десантник после Чечни за некоторые вопросы сначала бил, а уж потом... и осудить его рука не поворачивалась. Он там ногу оставил, здоровье, девушка его бросила, а на нищенскую пенсию, знаете ли, которую благодарное государство платит своим героям...
Кошку на нее прокормить можно. Если минтаем и без изысков. А то кошачий корм иногда стоит подороже килограмма мяса.
Так что парень был иногда несдержан и весьма неполиткорректен в выражении своих эмоций. Зато - профессионал, каких поискать.
Софья отлично понимала, что воевать рано или поздно придется. Даже если не с турками - так за Крым. То есть все равно с ними. И может, еще с кем-нибудь. Вроде как Петр со шведами цапался... неясно - зачем, но было ведь?
Во всяком случае поговорку 'огреб, как шведы под Полтавой', Софья помнила. И про Мазепу, с которым надо бы еще разобраться. Но пока о них слышно не было. И в Швеции был вроде как Карл... а ведь мелкий еще...
Ну да, сейчас там Карл Одиннадцатый, коему еще и двадцати не сравнялось. То ли ему лет пятнадцать, то ли семнадцать... Софья подумала насчет сестренок.
А почему бы нет?
Еще одна помолвка - и мы получаем дружественную Швецию. Кто у нас из сестренок годится?
Дуньку отбрасываем сразу, остаются у нас Екатерина, Мария и Феодосия. Вот если Катюшку начать готовить к доброму делу? Станет шведской королевой, будет убеждать мужа подарить Руси те болота, в которых Санкт-Петербург стоять должен. Или поменяем на что-то приличное.
А лучше - СП создадим со шведами. Построим вместе? Или с датчанами? Надо посмотреть, кто на девчоонок поведется.
Белые ночи - это очень красиво. Только столицу там устраивать не будем. Болото в комплексе с тектоническим разломом - неудачное место. А вот ежели город влюбленных...
На болоте?
Ну и что, любовь затягивает...
Львы, фонтаны - и если удастся пристроить сестренку, назвать город в ее честь. Екатеринбург?
Софья усмехнулась, продолжая обдумывать идею.
Катенька ее младше на год, там плюс-минус пара месяцев, неважно. То есть с мужем у них будет подходящая разница... так что девочек принялись учить по полной программе но уже не совсем тем языкам. Латынь - да. Но шведский, датский - вот кто лучше освоит и усвоит, та и будет. А пока...
Надо будет изложить свою идею брату, как время будет. Но вряд ли Алешка будет сопротивляться. Кстати, не факт, что и шведы будут против. И надо подумать, куда еще двоих малявок пристроить. В Европы.
Они там настолько между собой перероднились, что глядя на портреты, генетику создать хочется на три века пораньше. Явные признаки вырождения на мордах.
Опять же, дочь государя Московского - это вам не какая-нибудь там Ангальт-Цербстская. На этот Цербст плюнуть-то нельзя - соседей забрызгаешь!
И что самое приятное - дети девчонок на русский трон никак претендовать не смогут.
Они ж не православные. Народ их просто не примет. Для людей сейчас что папуас из Зимбабве, что немчура католическая, али там, протестантская - все едино. Посмотреть на зверушку, конечно, забавно, но не давать же ей собой править?
Кстати, и отец сопротивляться не будет, пока он счастлив, ему весь мир переженить хочется. Пусть все порадуются!
Можно пока заключить помолвку, а там, дальше, будет видно, кого из сестер посылать к Карлу?
БУМММ!!!
Взрыв отвлек Софью от ее мыслей. Девушка улыбнулась. Крохотный кусочек динамита, совсем крохотный. Но тем не менее...
- Мы это сделали?
- Да...
И на грани сознания...
Господи, помоги мне. Я не хочу причинить никому вреда, но и тех, кого люблю, в обиду не дам.***
- Что случилось, Любушка? Ты меня зачем в Москву вызвала?
- Сонюшка! Радость-то какая! Непраздна я!
- И года еще не прошло, а ты уже? Ну, папенька! Герой!
- Старец Симеон рассчитал возможную дату зачатия и составил гороскоп для ребенка. По его словам - он станет великим правителем и героем, равных которому не будет на земле.
- Вот как?
- Да, на небе появилась новая звезда. И старец сказал, что наш ребенок родится тридцатого мая... он даже стихи в виде звезды написал, вот они...
Софья бросила равнодушный взгляд на лист. Намного больше ее заинтересовала другая информация.
- Любава, а правителем чего станет твоё дитя - старец не говорил?
Любава запнулась. Задумалась. И ахнула, прижимая руки к щекам.
- Сонюшка, да неужто...!?
Радости в ее голосе ни на грош не было, один ужас.
Неглупа была девушка и выстроить простейшую цепочку могла. Великим правителем - если Руси, то что случится с Алексеем? С чего вдруг такие предсказания?
- Над этим стоит задуматься...
- Сонюшка, но ты же не...
Выговорить страшные слова Любава не могла, но Софья поняла и так. Ты же ничего не сделаешь моему ребенку, правда?
Софья едко фыркнула.
- Любава, ты ума, что ли, лишилась, как затяжелела?
Именно этот едкий тон и успокоил молодую царицу.
- Сонюшка, так что же...
- А вот то. Вариантов тут несколько, - Софья привычно принялась расхаживать по комнате. - У твоего супруга еще пара детей, кроме Алёшки есть. Федя, Иван... оба мальчишки неглупые. Правда, Федя вот в науку вдарился, а Ванюша больше к церковной премудрости тяготеет, остальное-то ему тяжко по слабости здоровья, но они все ж таки есть. Чтобы твой сын стал на Руси править - нужно всех троих убрать.
- Да что ты такое говоришь!
- А то ты не знаешь, что татей хватает?
- Ох, хватает...
- Тем не менее, убрать всех троих будет сложно. А тятенька как к этой новости отнесся?
- Сказал, что любому ребенку рад будет.
- Насчет царствования?
- И земель, дескать, на всех хватит.
- Во-от... То есть возможно, имеет место быть пропаганда, направленная на вбивание клина между отцом и сыном. Не нравится Симеону, что Алексей сейчас такую власть забрал...
Дальше продолжать не стоило. О нелюбви между старцем и царевичем в Кремле только колокола и не сплетничали. Остальные все знали. Соответственно, старец сообщает о рождении великого правителя, царь умиляется, старший сын обижается, начинает ревновать, и теперь обижается уже царь. Вроде бы и нехитрая интрига, но посеять крапивное семя несложно, а ты поди, сорняк выполи потом?
- И что же делать теперь?
- Тебе? Рожать!
- А ежели...
- Любавушка, ежели у тебя мальчик родится, и ежели родится он тридцатого мая - отлично. Будем ему королевство присматривать. А коли девочка? Или вообще двойня?
Любава закивала. Софья усмехнулась.
- Единственная у меня к тебе просьба будет... сможешь ли ты батюшку уговорить?
- Смогу.
- Ты хоть выслушай - о чем я тебя попрошу.
- Сонюшка...
Любава хотела сказать, что любая просьба, хоть бы и голой по колокольне пробежаться - это слишком малая цена за все, что Софья для нее сделала. Но царевна подняла руку.
- Ежели у меня брат будет - я хочу, чтобы его назвали Владимиром. Сможешь?
Любава истово закивала. Конечно, сможет!
Правда, Симеон что-то уже намекал насчет Петра... но к черту Симеона!
Софья сказала - Владимир?! Вот и попробуйте оспорить, что это плохое имя для будущего правителя! А чем он править будет... вот Алексей Алексеевич мог правителем Речи Посполитой оказаться - при живом и здоровом отце. И ее ребенок может так же будет... Земля большая, места хватит.
Софья же раздумывала над тем, что надо усилить охрану брата. Вроде бы и так бережет его, как может, но вдруг она что-то не предусмотрела?
С чего вдруг Симеон принялся за такие пророчества? Кукарекнуть захотелось, а там хоть не рассветай? Или есть основания?
И коли есть основания - не стоит ли их вытряхнуть из этого слишком умного типа?
Или он просто досаду выплескивает, после того, как его проект Академии опять завернули? А получилось это благодаря Алексею Алексеевичу. Именно он заметил, что Академия Симеонова будет шишкой на ровном месте.
А то нет?
Вот кто из ученых с мировым именем там преподавать станет? Сам Симеон? И что преподавать?
Астрологию?
А языки? А математику? А...
Одним словом - сначала наберите преподавателей... нет-нет иезуиты не подойдут. И все, кто имел к ним хоть какое-то отношение - тоже! Вот еще не хватало! И мы обязательно проверим каждого, а как же иначе!
Мягко говоря, старцу это не понравилось. Хотя почему его называют старцем - Софья так и не поняла. Родился-то он в 1629 году, так что ему сейчас около сорока, кстати - отец в том же году родился - ровесники? Точно, но один почему-то старец, а второй - молодой и женится. Интересная градация? Обрить гада! Налысо!
Какое-то время Софья раздумывала над этим проектом. Потом переключилась на насущные дела и временно выкинула Симеона из головы.
Может, и зря.
Но как-то не хотелось ей убивать человека просто за то, что он - лизоблюд. Это ж половину бояр прикончить придется! И то - сразу на их места найдутся желающие... половину Руси?
Черт с ним, с Симеоном. Это хотя бы зло известное.
А вот в Турции...
Была б Софьина воля - черти б побрали султана Мехмета. Там явно назревало что-то нехорошее. И казаки приносили с Дона тревожные вести. Они-то на этом сидели, как на пороховой бочке. И сообщали, что набегов стало меньше, а караванов с оружием больше, одним словом - что-то зреет. Как бы не война - а вот с кем?
Судя по направленности и по городам, в которых постепенно собирались силы, продовольствие, фураж - в этот раз турки нацелились на поляков.
И что делать будем?
Коалицию бы...
Софья была не настолько самонадеянна... ладно, раньше она Турцию всерьез не воспринимала, как и любой, кто там отдыхал. Увидели б гордые Османы, во что превратилась их империя - из гроба бы встали, чтобы туда потомков загнать. Но сейчас это была серьезная сила, которая могла выставить армию в несколько сотен тысяч человек. И как тут воевать?
А вот так. Не числом, а наукой. Иначе и не получится.
Ребят Алексея слишком мало, пока еще и двух сотен нету. Да и не все они воины есть и чиновники, и будущие ученые - и бросать их в мясорубку нельзя ни в коем случае.
Казаки?
Вот тут уже интереснее. Но и их беречь надобно. Одним словом - даешь взрывчатку - и наплевать на все конвенции! Ей свое отстоять надо, так что не обессудьте. Она к Османам в гости лезла?
Нет. Может, потом полезла бы из-за Крыма, но потом, потом... А ежели к ней на порог с войной явились - вот и не обессудьте, ноги вырвем!
Все шло тихо, спокойно и как-то буднично.
Дети учились, выучившиеся присылали отчеты, шли научные работы под руководством сэра Исаака Ньютона, воспитывались царевны, мечтала о сыне Любаша... кстати, Симеон оченно упрашивал назвать его Петром, но наткнулся на сопротивление и царицы - и царя.
Первая была согласна только на Вадимира. Второй не желал расстраивать жену, и пожимал плечами - какая разница, как назвать ребенка? Был бы здоровенький да умненький, а великий царь у нас уже есть... Вот Алексей Алексеевич в возраст войдет - никакого другого не надо будет!
Время шло...
|
| |
| |
| Дата: Понедельник, 29.06.2015, 20:07 | Сообщение # 54 |
|
Читатель с абонементом 1 ур
kapibaraГруппа: Проверенные
Сообщений: 281
Репутация: 4
Статус: Offline
| "Уронить с крыши" - весьма изящно сформулировано.
Читаю всё выложенное с огромным интересом. Спасибо.
|
| |
| |
| Дата: Вторник, 30.06.2015, 16:50 | Сообщение # 55 |
|
Читатель
Анимешница13Группа: Проверенные
Сообщений: 121
Репутация: 8
Статус: Offline
| 1672 годСимеон предсказывал, что царевич родится в мае. В самом конце оного. Софья только фыркала, на пальцах объясняя Любаве, что критические дни прекращаются с первым же месяцем беременности. И вычислить, когда царица затяжелела - несложно. Прибавляем еще девять месяцев и радуемся жизни. И себе - в роли великого пророка. На такое-то любая повивальная бабка способна. Любава, подумав самостоятельно, согласилась с Софьей - и теперь доморощенному старцу доставалось с двух сторон. А ежели жена на человека фыркает, то и муж поневоле поменьше с ним общаться будет, дабы не раздражать беременную женщину.
И вот, двадцать восьмого мая начались роды.
Узнав об этом, старец ринулся в церковь и принялся молиться, чтобы роды состоялись тридцатого, потому как именно тогда ребенок станет великим царем.
Софье тоже сразу сообщили. В конце мая, числах в двадцатых, она специально переселилась в Кремль по просьбе мачехи, чтобы быть с ней рядом. И теперь смотрела... м-да. Кажется, процессу надо было помогать.
За ее спиной косились и переглядывались, но она не обращала внимания. Царевна Софья постепенно становилась силой, с которой надобно считаться. Ты ей сейчас не то скажешь, а она тебе развернется, да в ответ. А то и брату пожалуется. А тот - отцу. Нет уж, лучше ей поперек дороги не вставать.
И то сказать - вроде как пигалица, но как держится! Как говорит! Иногда и не скажешь, что ей еще пятнадцати нет... Кто ж ее посмеет выставить?
Вроде бы и не место девке на родах, да еще с туркой своей чернявой пришла, а поди, запрети. Когда и царица, матушка, руку к ней тянет, остаться просит...
Софья успокаивала Любаву, гладила по голове, отирала пот, поддерживала при схватках - и хмурилась. В родах она разбиралась слабо, из опыта у нее был только роддом, в котором она рожала своего сына, но верная Лейла, глядя на царицу, качала головой.
Бедра широкие, а вот сил родовых маловато. Долго рожать будет... Тут Ибрагим надобен.
Софья только головой покачала. Ибрагим... кто ж его пустит во время родов к царице? И так не продохнуть было бы от бабок, нянек, мамок, богомолиц и прочей шушеры... царевна принудительно половину повыгоняла. Нагло подходила, спрашивала: 'Ты чем тут занимаешься?' и если выяснялось, что полезного труда от дамы не дождаться - выгоняла оную за дверь. А что?
Пусть там молятся!
Алексей Михайлович удалился в церковь. Тянулись часы.
Лейла мрачнела. И к вечеру первого дня честно сказала Софье:
- Надо Ибрагима звать. Сами мы не поможем, а она и не разродиться может...
Ибрагим тоже был в Кремле, как и Софья. Но вставал вопрос - как его протащить в мыльню, где рожала Любава.
Ответ нашелся быстро. На беднягу навертели кучу тряпок, напялили платок, раскрасили лицо и Софья лично провела его, объявив, что это известная в Дьяково повивальная бабка. А как еще?
Ибрагим посмотрел на мучающуюся царицу, осмотрел ее живот, потом ощупал что-то у нее внутри - и кивнул.
- Знаю я что с ней такое. Меня и тому учили, мой отец лекарем известным был... Ежели б меня тогда эти звери не украли, я бы с ним работать стал. Я ей сейчас дам одну настойку. Будет не так больно. Потом ребенка надо будет поворачивать и вытаскивать. Он крупный - и поперек лег, так она долго не разродится, а все слабеть будет...
- Чем эта настойка опасна?
- Дите сонным будет...
Софья отмахнулась.
- Но выживет?
- Должен...
В голосе Ибрагима звучало сомнение. Софья вздохнула. Вот такой выбор. Ежели Любава сама не разродится - погибнет и она, и ребенок. Плохо.
Ежели сама разродится - все равно возможны осложнения. Но тут ее крайней не сделают.
А ежели они помогать ей начнут, да вдруг что случится - тут Симеон отыграется... да и плевать! Софья приняла решение достаточно быстро. Любава была ее человеком. Дать девчонке умереть или ждать у моря погоды - не выход. А значит...
Ибрагим - он ведь тоже - её. И если она не станет доверять своим людям... да, не на сто процентов, но сейчас он может сделать лучше! Так пусть делает!
Софья не знала, что сейчас в церкви, где молился Алексей Михайлович, состоялся разговор между ним и старцем. И разговор достаточно жесткий.
Симеон ведь тоже молился... за то, чтобы царица родила тридцатого числа. *
* в реальной истории примерно так и обстояло. И роды, и молитва, разница в том, что помочь Наталье Нарышкиной было просто некому. Прим. авт.
Естественно, Алексей Михайлович сильно разозлился.
- Ты, старец, царице смерти желаешь? Два дня в муках рожать?!
- Не желаю я зла ей. Но ежели сын твой. Государь, родится тридцатого - воссияет над ним великая звезда...
- А мать его умрет в страшных мучениях, так что ли?
Примчавшийся по вызову сестры Алексей Алексеевич также пришел в церковь поддержать отца - и с налету атаковал Симеона. Впрочем, хитрый старец не растерялся.
- Не умрет она! Суждена ей будет жизнь долгая...
- Ты это на звездах прочел... астролог? - Случайно или нет, Алексей Алексеевич произнес последнее слово так, что получилось 'астроолух'. Хотя Софья к данной профессии относилась без особого пиетета, повторяя брату, что звездам до людей дела нет. С тем же успехом можно и по урожаю брюквы гадать - уродилась крупнее на третьей грядке, значит, заморозки придут. А если на пятой - так у бабки Маланьи всенепременно кобель на гулянки сбежит. Естественно, мальчишка усвоил отношение сестры - и теперь трепал несчастного старца, да так, что только пух и перья летели.
- Государь царевич, звезды...
- Говорят тебе, что жена батюшкина умереть должна во время родов? Двое суток мучиться - это ж кто выдержит!
- Государь царевич...
- Тебя бы на это время под плети положить, да сечь, как у царицы схватки начнутся. Посмотрел бы я на тебя... с-старец.
Симеон принял вид несправедливо обиженного, но сказать ничего не успел. Алексей Алексеевич подхватил царя под руку.
- Пойдем, батюшка. Я тебе сейчас отвара травяного налью, дабы ты чуть успокоился, настоечки на пустырнике накапаю... И не волнуйся за Любушку, ежели Соня с ней - ничего плохого не случится.
- Так ты в сестре уверен...
Алексей Михайлович чуть нехотя, но подчинялся сыну, принимал чашку с настоем, смотрел, как сын наливает себе то же самое - и только потом отвечает.
- Нет, батюшка. Не все в Сонюшкиных силах, но точно знаю, что для своих родных она в кровь расшибется...
- А ежели покажется ей, что новое чадо тебе соперник?
Симеон таки подполз - и не утерпел укусить. Видимо, переполнилась чаша терпения. Сверкнул глазами, взмахнул широкими черными рукавами рясы, выпрямился, на посох оперся, чтобы внушительнее вышло. Увы... у Алексея он вызвал ассоциацию только с самцом голубя-сизаря который важно расхаживает на крыше. Алексей же Михайлович и вовсе на него не взглянул, поскольку сын весь вид загораживал.
- Не посчитает ли она жизнь младенца платой за твое благополучие?
Вот тут Алексей Михайлович вскинул голову, словно не веря своим ушам, но обрушиться на наглеца - ты в чем царевну упрекать вздумал, борода козлиная?! - не успел. Алексей Алексеевич расхохотался так, что светильники вздрогнули, а бояре, кто слышал - шарахнулись в разные стороны. Весело, заливисто, откинув назад голову... и словно сломал зловещие чары, наползающие на людей.
- Да ты в уме ли... астролух? Чем мне меньшой братец соперником станет?! Ему еще вырасти надо, мне ж семнадцать лет! Не соперник он мне, а помощник, а случись что - так и преемник. И Софья лучше меня о том знает. Да и я... случись со мной что - лучшей сестры, чем Сонюшка я бы никому не пожелал. Она жизнь положит, а из мальчика государя вырастит! Или ты о своем предсказании? Дескать, великим государем чадо сие станет?
Судя по кислой мине на преподобном личике... Но Алексей видел и то, как проясняются глаза отца - и рванулся в атаку. Дальше, до конца, растоптать негодяя! Чтобы не смел болтать своим языком поганым где попало и кому не надо!
- Да ежели и станет - или ты и государство ему предсказал? Глядишь, он в Швеции воссядет, или на троне Османов, или вот Крым отвоюем у них... да мало ли что и как случиться может! Не-ет, ты либо из ума выжил такое говорить - либо на царевну зло умышляешь!
И все это уверено, с натиском, звонко, громко... пусть все слышат, пусть знают...
- И то верно... - Алексей Михайлович встал рядом с сыном. - Детям своим я как себе верю, никогда меж ними раздора не бывало. А ты меня хочешь заставить в чаде своем усомниться? Не много ли на себя берешь, старец? Да и случись что не так во время родов - все в воле божией! Ежели Любава пожелала, чтобы Сонюшка рядом была - значит, доверяет она моей дочери. И та все сделает, чтобы доверие оправдать...
- Верно, отец...
Алексей Алексеевич положил руку на плечо отца. Поддерживая, показывая, что тот не один. И припечатал Симеона, вовсе уж добивая...
- Иди-ка ты отсюда, пока палками не погнали... пророк непризнанный. И там, за стенами Кремля можешь сколь угодно тебе молиться, чтобы царица мучилась, а царевна семью свою предавала. Да и обо мне помолиться не забудь, а то не дай Бог, к братцу привяжусь, вместо того, чтобы подушкой младенчика накрыть - вдруг он угрожать мне вздумает. Младенцы-то они и описать могут...
Симеон сгорбился.
Это был проигрыш. Вчистую. Нагнетать обстановку теперь не удастся, к царевичу его точно не подпустят, стоит только царице узнать о его предсказаниях, особенно о первой их части, а о второй и не вспомнят. Да и царь смотрит, как на что-то очень неприятное. Может, Симеона со двора и не погонят, но сейчас лучше уйти.
Не просто так.
В храм.
И молиться у всех напоказ.
- Прости ему, Господи, ибо не ведает...
- Бог тебя простит, - припечатал напоследок Алексей Алексеевич - и отвернулся, уводя за собой отца, усаживая и приказывая сменить чашу - отвар-де остыл, пока тут некоторые пытались на царицу беду накликать...
Симеон плюнул с досады, оттертый засуетившейся челядью и боярами - и ушел молиться в храм. Пусть! Вот через два дня они увидят, да еще как увидят..!
Не успели.
Два дня Ибрагиму не понадобилось. Снадобье действовало отлично. Любава чуть расслабилась под его действием, а мужчина осторожно повернул ребенка и принялся его вытягивать. Даже в полусонном состоянии тело царицы стремилось вытолкнуть из себя чадо.
- Тужься! Давай, девочка, сильнее! Ну!!! - подбадривала ее Софья.
Любава так цеплялась за руки девочки, что на следующий день на них кровавой синью налились следы ногтей. Но разве это было важно?
Самым главным было другое. Ибрагим правильно повернул ребенка - и вот показалась головка, плечики, выпачканные в чем-то слизисто-красном, а там и ручки...
И наконец Лейла подхватила на руки ребенка, который слабенько замяукал, словно котенок.
- Мальчик! Государыня, мальчик!
Софья улыбнулась, глядя на чадушко.
- А крупный...
- Володя, - сквозь полусон прошептала Любава, когда мальчика приложили к груди.
Софья смахнула слезинку. Володя... тебя еще нет. А для меня и не будет никогда, не встретимся мы уже, родной мой. Да и не факт, что мне еще кто-то кроме тебя нужен... с кем я еще смогу вот так жить на двоих, дышать на двоих, просыпаться от того, что тебя во сне обняли и подгребли поближе... даже если просто сексом заниматься случалось - все равно на ночь ни с кем оставаться не хотелось.
Не те...
Эх, Володя, как же я тебя не уберегла...
Здесь я этой ошибки не допущу!
Костьми лягу, но с теми кого я люблю - ничего не случится. И точка.***
- Государь, сын у тебя, радость-то какая!
Алексей Михайлович пока еще смотрел на повитуху настороженно. А та продолжала разливаться соловьем.
- Государыня умаялась, спит теперь. Но здоровенькая, и ребеночек здоров! Хорошенький такой, богатырь настоящий...
И вот тут царь расцвел. Хлопнул сына по плечу, бросил повитухе перстень с крупным лалом, с руки стянутый.
- Что, сынок, посмотрим на братика?!
Алексей Алексеевич подмигнул отцу.
- Тятенька, я ж тебе говорил, что все будет хорошо! А ты не верил!
Поверил.
Когда увидел колыбельку с младенцем, когда вошел к Любаве, когда услышал от повитухи, как царица требовала к себе именно Софью, когда увидел руки дочери - с кровавыми синяками.
Именно тогда и рухнули окончательно в пропасть все утверждения старца Симеона. Ежели человек так помогает - не может он зло умышлять. То есть она.
Не враги его второму браку ни сын, ни дочери, глупости все это. Наветы и измыслы. И слушать их нечего. Порадоваться за ребенка - и крестить, как Любавушка попросила. Владимиром.
Не по святцам это, ну да ладно! Чай, царский сын, не абы чей... прогнутся церковники, ничего с ними не станется.
А старец Симеон... а что с ним? Со двора его государь, конечно, не согнал. Но и веры ему уже не было. И доверия тоже. И злись, не злись - ничего он сделать-то и не мог.
Или так только казалось?
Об этом никто не задумывался. Всем хотелось жить, строить что-то новое, любить, растить детей...
А через несколько дней пришло письмо из Речи Посполитой. И донесения посыпались - одно другого страшней да грозней.
Турецкое войско выступило в поход.***
- Что мы имеем?
Алексей расхаживал перед картой на которой сейчас были пририсованы несколько стрелок.
- Имеем мы турецкое войско в большом количестве. Тысяч так сто. Там и Селим-Гирей, и турки - и казаки с Дорошенко во главе. Хотя последних меньше всего, тысяч пять-шесть, да и того много. И они сейчас движутся через Трансильванию на Каменец-Подольский. Чем им может ответить Михаил?
- Судя по письму Марфы - немногим, - пожала плечами Софья. - Есть, конечно, войска под командованием коронного Яна Собесского, но, во-первых, их намного меньше, во-вторых, поляки измучены войной с нами, а в-третьих, если Собесский отобьется - не исключено, что сейм выкрикнет его имя. Из победителей очень легко лепить правителей.
- А если не отобьется, все равно достанется Михайле. Царь - он же всегда крайний, - мрачно поддакнул Иван.
- А чем мы располагаем?
- Поставь, Алешенька, вопрос иначе. Что наш отец пожелает выделить для помощи зятю?
Алексей прищурился.
- Как насчет полка Гордона? Да и стрельцы зажрались - сидят себе на Москве, опять же, Матвеевский полк мы хоть к рукам и прибрали, но слишком это народишко ненадежный, ни к чему их здесь оставлять, пусть на войну идут...
- А отец согласится?
- На это? Должен...
- А на что - не должен? - Софья уже отлично изучила своего братца и знала, когда он не договаривает.
- Хотелось бы мне поехать, повоевать...
Первой инициативой Софьи было воскликнуть: 'Ох... офигел?!'. Второй - промолчать, потому что первый вопрос, заданный мужчине, автоматически тянул за собой ответ 'Сама дура'.
Она подумала, покусала губы...
- Алешенька, тятенька никогда не согласится.
- Это еще почему?
- Ну-у... ты наследник...
- А он царем в походы ходил, это как?
Никак. На отца Софье было начихать, хоть бы его и ядром снесло. А вот на брата, в которого столько всего вложено - нет. Но не говорить же это вслух?
- Алеша, надобно поговорить с отцом. А уж потом решать, кто, что и как...
- Но идти на помощь Михайле - надо.
- Обязательно.
- И сил надобно много...
- Воюют не числом, воюют умением и ловушками, - огрызнулась Софья. Где ты, Суворов Александр Васильевич?
Алексей прищурился.
- Сонь, а ты умением поделишься? Я ведь знаю, чем вы на полигоне занимаетесь.
Иван Морозов смотрел выжидательно. Софья вздохнула.
- Ребята, а вы понимаете, что турок надо будет разбить основательно? Потому что если вы их просто отбросите - они потом на нас пойдут. Или еще куда. Кепрюлю - визирь хваткий, да и Мехмеду, видать, захотелось поиграть в солдатики. Вот ежели турецкие потери превысят пятьдесят тысяч - это будет правильно. А то потом они и к нам нагрянут, очень даже запросто. Им чего, они с Венецией разобрались, можно и по сторонам поглядеть? А у нас и секретов не будет...
- Как это - не будет?
- Ванечка, а сколько мы сможем сохранить такое новшество в секрете?
- Да сколь угодно, - пожал плечами Ваня Морозов. - Лет десять - так точно. Кто знает все тонкости?
- Я, Глаубер, Ньютон, Федя, Сенька и Петька, из наших ребят. Все.
- И что мы - шесть человек не убережем?
Софья задумалась. С одной стороны - рассекречивать такую новинку, как взрывчатка, ей очень не хотелось. С другой - ежели с братом что случится из-за ее осторожности, она себе век не простит.
- И оружие у нас плохое...
Но это было уже скорее согласие. Алексей поднялся, потянулся...
- Сонь, поеду я в Москву, поговорю с отцом.
- Утра дождись, вместе поедем...
Ванечка кивнул. Кто бы спорил, втроем поедут.***
Идею о помощи зятю, Алексей Михайлович и сам рассматривал. А вот отправить на войну любимого сына?
Уууу....
Это, простите, не то. Мы так не договаривались.
Но Алексей стоял насмерть. Ему НАДО быть там. И не просто потому, что погулять захотелось, это он и на Урал прогуляется, ежели что. Нет, причины были более веские.
Первая - сестрица Марфа. Увидеться, проверить - не обижает ли кто.
Вторая - дружеские отношения с Речью Посполитой. Одно войско - это не то. А вот ежели царевич его на помощь приведет, уже иначе расцениваться будет, мигом сейм заткнется.
Третья - Ян Собесский. Активный и перспективный. Ежели ему придется делить власть в войске с молодым царевичем - его авторитет по-любому будет не так высок. Пропаганда, знаете ли.
Четвертая - авторитет царевича на Руси. Сейчас он хоть и высок, да все ж не то... не нюхал он пороху...
Алексей Михайлович упирался долго. Но потом-таки махнул рукой.
Хочет сынок?
Проще согласиться. Да и то сказать - чего ему всю жизнь сидеть за отцовской спиной? Надобно сокола отпускать на волю. А что боязно... а кому не боязно-то? Доля отцовская такая, за детей бояться...
Софья все это время работала. А еще работали все, кто был связан с оружием, потому что хотя бы личную охрану царевича стоило вооружить чем надо, а не чем попало. Ладно-ладно, разумеется, личная охрана получала самое лучшее оружие, вот только понятие о лучшем у них совершенно не совпадало.
Да и об охране тоже.
По определению считалось, что царевичи в атаки не ходят, следовательно, Алексей Алексеевич будет только в тылу. А значит надо не столько его защищать, сколько поражать окружающих богатством и знатностью. Ладно, еще - лучших лошадей. Это и роскошь и необходимость. А в остальном...
Кирасы и кольчуги должны быть парадные, оружие - богато изукрашенное, а кафтаны - богатые. Софья посмотрела на это дело, вздохнула - и позвала к себе Патрика Гордона.
Результатом ее действия явилось соединенное шотландско-казачье подразделение, в обязанности которого и вменялась охрана наследника. Небольшое такое, всего сто двадцать человек.
Разумеется, об этом никому не сообщали - к чему?
Пусть Алексей Михайлович формирует свою стрелецкую охрану, пусть приставляет бояр... Софья отлично знала брата.
Не пройдет и пары недель похода, как он все перемешает по-своему. И при этом никто не будет обижен. Как-то ему это удавалось... впрочем, Софья еще в той жизни поражалась обаятельным ребятам, которые делали что хотели, резали правду-матку в глаза и без ножа - и ведь все им сходило с рук.
Ей - нет.
Наверное потому, что она всегда была чертовски серьезна.
А вот они жили легко, словно танцующие эльфы. И что удивительно - жили долго и счастливо.
Софья вздохнула. Было, было это у ее братика. Очарование истинного политика. Что ж, в кои-то веки досталось тому, кому надобно.
Выступать надо было уже через два дня. Софья еще раз побежала глазами по бумагам.
Итак. Казаки новым оружием обеспечены.
Саперное подразделение с ними отправлено.
Собственно, подразделения-то того - десять человек. Все - мальчишки, старше двадцати ни одного нет. Ну и пусть! Кто там говорил, что один мальчишка с фаустпатроном ценнее, чем сотни мудрецов, предсказывающих гибель империи?
Софья откровенно не помнила, но надеялась, что ее не подведут. Это - на крайний случай.
Пушки.
Новые, недавно отлитые, всего-то десяток, но зато дальнобойные и невероятно мощные по этому времени. Опробовать.
В горячке боя вряд ли кто-то заметит новинку.
Пищали.
Вооружить все новое соединение нарезным оружием не вышло. А что вы хотите, когда все точилось пока еще вручную? Не придумали пока таких станков... вообще станков особо не придумали! Так что пищали достались казакам, а пушки - шотландцам. Не боялась ли Софья промышленного шпионажа?
Боялась. Еще как.
С другой стороны - важно еще и чем начинять снаряды, да и порох у них подшаманенный... Нельзя опираться на то, что может быть похищено и путем простого разбора - копирования воссоздано в другом месте. Оружие можно. А вот порох...
Нет тут пока грамотной аналитической химии, нету! И микроскопов нет.
Софья коснулась лба рукой.
М-да. Поспать немного? Можно прямо здесь...
Дверь скрипнула.
- Ваня?
Иван Морозов смотрел на девочку за столом какими-то странными глазами. Но Софья этого не заметила, как и обычно.
- Ванечка, что случилось?
- Да вот, попрощаться зашел...
Софья улыбнулась, вышла из-за стола и устроилась в удобном кресле. Кивнула другу на соседнее.
- Посидишь со мной? Хотя бы чуть-чуть?
Ваня устроился на соседнем кресле. Потом придвинул его поближе. Вгляделся в девочку.
Почти девушка. Четырнадцатый год уже. Хотя по Софье этого не скажешь. Другие к этому возрасту округляются как-то, девушки под сарафан несколько рубах надевают, чтобы смотреться старше, а она - как девчонка. Темные волосы заплетены в недлинную косу, темные глаза смотрят серьезно и устало.
- У меня почти все готово. Ванечка, берегите себя, ладно?
Иван пожал плечами. Потом протянул руку, несмело взял маленькую ладошку Софьи в свои.
- Обещаю. Я все сделаю, чтобы Алеша вернулся живой и здоровый.
- Оба вернитесь.
Чуть дрогнули тонкие пальцы. Софья смотрела прямо, она не кокетничала, она была уверена в том, что говорила. И его жизнь была так же важна для царевны, как и жизнь ее брата.
- Обещаю. А ты нас будешь ждать?
- Очень.
Темные глаза встречаются с голубыми. Ваня улыбается, Софья смотрит грустно и серьезно. И никого не нужно, кроме этой серьезной девчушки с ее задумчивым нежным личиком.
Не был Иван Морозов неопытным юношей, было у него уже все, что может быть с женщиной, чай, двадцать один год уже отсчитал, и все же Софья оставалась для него... загадкой?
Тайной?
Чем-то трепетным и нежным?
Он и сам никогда не знал. Просто понимал, что без этой девушки его жизнь, да и жизнь Алексея была бы совсем иной. Нутряным, глубинным чутьем осознавал, что не было бы у него ни друга, ни матери, ни... да и его не было бы. И восхищался.
Любовь?
Ваня не знал, как это - любить. Вот то о чем он читал в пьесах Шекспира - не было у него такого, как у Ромео и Джульетты. И он знал, что сможет жить дальше, что бы ни случилось.
Только вот без Софьи солнце станет черным. Или его вообще не станет...
А она?
Видит ли она в нем брата, как в Алексее? Иван смотрел на эту пару - долговязый царевич, который наклоняется к своей невысокой сестрице - и та вытирает ему рот платочком, по-матерински приглаживает непослушные вихры, ласково, с любовью, целует в щеку... и Алексей к ней ведь именно так и относится.
Младшая сестрица?
Кой дьявол она младшая? Давно уж Софья заменила царевичу матушку - и продолжает ей оставаться.
И Ване перепадала часть ее любви, внимания, тепла... материнского?
Или все-таки...?
Софья встретилась с ним на миг глазам - и не смогла отвести взгляда. Голубые глаза были тревожными, серьезными, настойчивыми. Они задавали вопрос - и требовали ответа.
Да это же Ванечка Морозов - шептал ее разум. - почти твой брат, ты о чем думаешь?...
Братья так не смотрят. Ну ответь же парню! - настаивала вторая ее часть.
И Софья медленно опустила ресницы. То ли соглашаясь, то ли пряча от юноши мысли, которые ему не стоило замечать в девичьем взоре.
Иван Морозов. Один из богатейших бояр на Руси, его состояние сравнимо с царским. Мало того, близкий друг ее брата, отлично разбирается в экономике, умен, серьезен... ну и чего еще надо?
А замуж ей и так пока не выходить. Да и потом - ежели только тайный брак, как у Анны и Татьяны.
Иван, принявший ее капитуляцию за согласие, перевернул девичью ручку и коснулся губами ладони. Отнюдь не нежной, как пишут в романах. Тут и мозоли, и ожоги от химикатов, и чернила... разве это имело значение?
Дороже всех красавиц на Москве была для него эта девочка.
- Вернись, Ванечка...
- Обещаю, Сонюшка...
Горит свеча, оплывая белым воском на богатый поставец. Луна медленно совершает свой круг по небосводу. Скоро придет утро нового дня и этим двоим настанет пора расстаться. Но может быть, она еще полюбуется на эту пару?
Луне было интересно...
|
| |
| |
|
